Книга Новая жизнь. Возрождение - Алексей Чтец

Но сделав лишь десяток шагов, сразу же получил доходчивое напоминание, что не на прогулку вышел, и здешние обитатели отнюдь не примут меня в свою дружную компанию, а напротив – попытаются схарчить конкурента. Трудно сказать, что их больше привлекает: сладковатый запах жареной грудины (спасибо Берхарду) или свежая кровь на спине и затылке. Скорее уж второе, потому как бешеная белка-летяга спикировала мне прямо на голову и плотненько так обхватила мою шевелюру от самого затылка до середины лба.

Шустро сдернув местного жителя, в ужасе понял, что в прямом смысле слова потерял скальп и кожа продолжает оплывать. Швырнув сжавшееся в комок чавкающее создание, с недобрым предчувствием опустил взгляд на руку. Черт, чистые белые кости, ни грамма мяса, чтоб этой кислотной белке пусто было. В запале начал топтать сапогами ту, что так резко лишила меня надежды хоть как-то показаться на глаза людям, и обнаружил, что кровь у этой заразы еще более едкая, чем слюна.

– Твою мать, что за… – больше цензурных слов просто не было. За пару минут лишиться кожи на голове, руке и ногах, не говоря уже об отличной дорогой обуви, а в обмен получить крохи противной мертвой энергии – это слишком. Мое настроение, до того державшееся на отметке «прорвемся», решило в темпе буровой установки укрыться в недрах планеты.

– Спокойствие, только спокойствие, дело-то житейское. Подумаешь, потерял немного кожи, зато получил ценный жизненный опыт, да и с этой мелкой заразы таки урвал шерсти клок, все лучше, чем ничего, – успокаивал я себя.

А уже в следующую секунду впал в ступор: это если такая мелочь захотела мной пообедать и умудрилась настолько сильно потрепать, то что же будет, заметь меня кто покрупнее? Да я буду самым везучим человеком, если хотя бы кусочек меня выберется из этого проклятого места! Поэтому я как можно плотнее ужал свою душу и пошел не просто медленно и осторожно, а панически осторожно, вздрагивая при каждом шорохе и поворачивая на девяносто градусов. При таком своеобразном способе передвижения скорость становится величиной весьма сомнительной, так что до вечера я так и не смог выбраться из леса.

И как только вокруг опустились сумерки, в мою уставшую голову упорно стала лезть неприятная мысль, что я попросту хожу кругами, и шататься мне здесь, словно обычному тупому зомби, до тех самых пор, пока кто-то мной не пообедает или не упокоит. Прямо стало как-то грустно и пусто на душе, вся радость, весь интерес и остальные чувства будто собрали вещи и отправились искать лучшей доли, покинув меня. Понурив голову и ссутулив плечи, я продолжал идти, уже бездумно переставляя ноги, не заботясь о скрытности или здешних обитателях. Наверное, именно из-за этого упаднического настроения я и не заметил первый в этом лесу пейзаж, выбивающийся из общей картины.

Слева от меня располагались обширные каменные развалины, поросшие сероватым мхом, то тут, то там попадались фрагменты костей, которые явно принадлежали людям или существам, похожим на них. Как медик и вообще человек, не чуждый биологии, я просто не смог идентифицировать даже трети существ, что закончили жизнь на развалинах этого когда-то густонаселенного места. Поддавшись гнетущей атмосфере, я прошел немного дальше. Сейчас уже трудно сказать, что здесь было, но по количеству останков и площади рискну предположить, что здесь стоял какой-то город или крепость.

– Учитывая современные реалии, здесь жило не менее десяти тысяч разумных, грандиозная должна была быть битва, – задумчиво произнес я, – а учитывая место и последствия, здесь сражались не только мечами.

– Именно так, молодой человек, – сказал скрипучий голос рядом со мной, – пятый по величине город Картского королевства, четырнадцать тысяч населения.

– Твою мать! – закричал я, пятясь в противоположную сторону. – А-а-а!

Как и у большинства живых, глаз на затылке у меня не было, и потому я сразу же запнулся о какой-то булыжник и упал. А как человек русский, который не привык сдаваться, тут же подскочил и припустил в противоположном от голоса направлении, вот только бежать по камням, покрытым мхом, который отлично с них соскальзывает, было не так-то легко. В какой-то момент моя нога просто соскочила и я с громким вскриком, ломая кости, впечатался прямо в здоровенный камень.

Но этим я не ограничился и задом начал отползать от надвигающегося на меня умертвия, пока не уперся спиной в тот самый некстати подвернувшийся кусок скалы. Все, дальше пятиться некуда, кричать я не мог, онемев от страха, да и что толку кричать, кто придет мне на помощь? Разве что привлеку парочку еще худших тварей полакомиться моей оставшейся плотью. Все, друзья, кажется, отбегался, закончилась моя короткая жизнь, так толком и не начавшись. Прощай, Алекс, вернее, уже Аннстис, недавно воскресший сейчас станет повторно умершим.

То, что на меня надвигалось, было просто ужасно: ссутуленная фигура, драные, полуистлевшие фиолетовые одежды, беспомощно свисающие с худой усохшей фигуры, черные провалы глаз, смотрящие в самую глубину души, жаждущие поживы, ужасающего вида игольчатые зубы, будто созданные, чтобы рвать свежую плоть. Тонкие ссохшиеся руки с большими загнутыми когтями, попадешь под удар такой, и от глубокой рваной раны не спасут никакие доспехи. Одна из них опиралась на тонкий резной посох, скорее всего, магического происхождения, а вторая волочила здоровый ржавый меч, таким не разрезать плоть, зато можно ее попросту размолоть, каждым ударом дробя кости. А самое страшное, что это было разумно.

Не соображая, что творю, на одних рефлексах, абсолютно без помощи бьющегося в конвульсиях разума, кинул в эту тварь волной холода. Потом с боевым кличем «Умри, мертвец!» добавил пару огненных шаров. Но умертвие не спеша и, я бы сказал, с некоторой ленцой отмахнулось от моих потуг посохом и скрипучим, укоризненным тоном произнесло:

– Молодой человек… Хм, ну пусть будет просто человек, вы абсолютно не правы, я никакое не умертвие и, несмотря на преклонный возраст в четыреста пятьдесят три года, вполне себе живой человек. Не нужно оскорблять меня и пытаться убить, у вас все равно не получится.

Я сидел с переломанными ногами и выпученными глазами, смотрел на это чудо старческого маразма, которое меня, пребывающего в таком жутком состоянии, еще и пыталось отчитывать. Грешным делом я едва не рассмеялся, прикинув всю картину целиком, и только перспектива накликать большую беду задавила начинавшуюся истерику. Подумать только, иссохший старик, непонятно в чем душа держится, еле плетется, опираясь на свой тонкий посох, волочит ржавую железяку, которую и поднять-то толком не может, и все это меня чуть ли не до смерти напугало, хотя и умереть-то я толком уже не могу. За всю жизнь не припомню такого позора, даже в детстве темноты не боялся, а тут напридумывал себе невесть что…

– Простите, а вы, собственно, кто? – осторожным, чуть подрагивающим голосом задал я столь волнующий вопрос.

– Что? Говори яснее, я тебя не понимаю, – прочавкало это чудо. Ага, не понимает он, вроде правильно все сказал, глуховат ты, старче.

– Я говорю, ты кто? – чуть громче повторил я.

– Гайус Фердинанд Аластор, урожденный Аластор, отшельник, что живет на самом краю этих земель, – с достоинством ответил старец, – а пришел я почтить память своих предков, что погибли, защищая этот самый город, на развалинах которого мы и находимся.