Книга Манхэттен по Фрейду - Люк Босси

Попавший в заложники Рой Блэйк выглядел гораздо спокойнее, чем державший его Менсон, который озирался как затравленный зверь. Кан крикнул:

— Не делай глупостей!

— Это убийца! — подал голос Блэйк.

— Неправда, это он пытался меня убить! — запротестовал Менсон. — Он хотел меня застрелить, у меня его пистолет!

— Хватит, — сказал Блэйк, — он тебе не поверит.

Кан в нерешительности переглянулся с Ренцо.

— Бросай оружие, Менсон, — повторил инспектор. — Бежать не получится.

Молодой человек все еще медлил.

— Последнее предупреждение!

Менсон выпустил Блэйка и бросился прочь. Кан выстрелил. Пуля задела плечо молодого человека, и тот, вкрикнув от боли, упал на колени. Блэйк подскочил к нему и ударил. Менсон выронил пистолет и, схватившись за плечо, повалился на землю. Детектив поставил ему ногу на грудь со словами:

— Тебя арестовал Блэйк из агентства «Пинкертон»!

Кан оттолкнул репортера, склонился над молодым человеком и надел ему наручники. Поднимая Менсона с земли, он наконец рассмотрел его вблизи: большие светлые глаза, высокие скулы, гладкая юношеская кожа.

Блэйк насмешливо сказал:

— Давай, Менсон. Скажи, что ты раскаиваешься. Я напишу об этом в газете и тем самым облегчу твою участь.

— Оставь его в покое, — сказал Кан. — Ты и так получишь свое проклятое вознаграждение.

— У тебя нет никаких шансов выпутаться, — продолжал Блэйк. — Дочка Корда тебя выдаст. Ты еще пожалеешь, что не ударил ее сильнее.

— Еще одно слово, адресованное моему подозреваемому, и я упрячу тебя за решетку!

Уводя молодого человека, Кан спиной чувствовал насмешливый взгляд Блэйка. Менсон, раненный, в изорванной одежде, шел с трудом. Он бросил на инспектора взгляд, тяжелый и острый, как русский охотничий нож:

— Я ни в чем не виноват.

— Почему тогда ты бросил мать в таком состоянии?

Лицо Менсона исказилось, и он огрызнулся:

— Не твое дело, сукин ты сын.

Все напряжение предыдущих часов сконцентрировалось в ударе, который Кан нанес Менсону в лицо. Молодой человек упал.

— Говорить будешь, когда я тебе позволю! — закричал Кан, пиная его в живот. — А сейчас заткнись!

Ренцо обхватил Кана руками и оттащил от арестованного:

— Да что с тобой, босс?!

Менсон лежал на земле и стонал. Кан отряхнул пыль с одежды. Его по-прежнему трясло от гнева.

— Уведи его, — сказал он Ренцо.

Молодой полицейский покачал головой.

— Если так пойдет и дальше, — сказал он Кану, — тебе придется лечиться.

6

На Эллис-Айленд Фрейда, Юнга и Ференци встретил доктор Онуф, психоневропатолог, который помогал эмигрантам на собеседовании. Он избавил гостей от необходимости проходить досмотр и заполнять анкеты, и вскоре они сели на паром, доставивший их к причалу, где их ожидал Стэнли Холл, маленький скромный человечек с добродушной улыбкой, в белой соломенной шляпе с черной лентой. Если бы Фрейд не читал статей Холла, свидетельствующих о его потрясающей эрудиции, он решил бы, что перед ним аптекарь. С первых минут Холл покорил Фрейда учтивостью и теплотой.

Усадив гостей в открытую коляску, запряженную двумя рыжими лошадьми, он объяснил:

— Мы едем в «Уолдорф-Асторию», на пересечении авеню Бродвей и Сорок четвертой улицы, — сказал он, повышая голос, чтобы перекрыть стук копыт. — Эта роскошная гостиница пользуется большой популярностью. Прошлой зимой я встретил там Густава Малера, он приезжал дирижировать нашим филармоническим оркестром.

— Мой друг Малер не только гений — у него хороший вкус, — заметил Фрейд. — Я в восторге, что буду жить там же, где жил он.

— Малер отзывался о вас в самых лестных выражениях. Рассказал, что вы спасли его от самоубийства…

— Он сам себя спас, — возразил Фрейд. — Ему просто было нужно примириться с некоторыми противоречиями, которые и составляют основу его искусства.

— С какими же? — спросил Холл с любопытством.

— Всему причиной один случай из детства Малера. Однажды, во время бурной ссоры родителей, когда отец не в первый раз грубо разговаривал с его матерью, Густав убежал на улицу. Там он услышал шарманку, игравшую веселую народную мелодию. Это навсегда запечатлелось в его сознании, и трагичность в его музыке стала удивительным образом сочетаться с веселыми мотивами, отражая его душевные переживания.

— Точность ваших замечаний всегда поражает меня, доктор Фрейд, — восхищенно произнес Холл.

Коляска повернула на широкую улицу. Мимо, обгоняя их коляску, и навстречу нескончаемым потоком ехали конные экипажи и автомобили.

— Мы на Пятой авеню, — сказал Холл. — Я попросил кучера сделать крюк, чтобы показать вам самые интересные места.

Фрейд, Юнг и Ференци внимательно смотрели на открывшийся городской вид. Фрейд почувствовал, как его захватывает энергия постоянно находящегося в движении Манхэттена.

Море шляп-котелков качалось над плотной толпой прохожих. Среди сияющих автомобилей время от времени проплывали разноцветные троллейбусы, появление которых каждый раз вызывало всеобщую панику. В ста футах над головами надземный поезд летел вперед с такой скоростью, словно от него зависела судьба всего мира. Целые толпы спускались в пасть метрополитена.

Фрейд с интересом заметил, что поток прохожих делится надвое, огибая целующуюся парочку, которая не обращала никакого внимания на то, что происходит вокруг.

Профессор Холл, знаток современного Нью-Йорка, сказал:

— Сорок лет назад в этом городе почти никого не было. Теперь тут самая высокая плотность населения в мире. Здесь находится наиболее активно действующий порт, возведены мосты самой смелой конструкции. Это всего лишь маленький остров, но со стороны моря его охраняет статуя высотой пятьдесят этажей, а в центре разбит парк площадью девятьсот акров. Здесь вздымаются к небу здания, которые можно считать самыми высокими в мире после соборов, которые человечество построило семь веков назад.

Он указал на башню, появившуюся из-за поворота на Шестую авеню. Фасад здания, показавшийся Фрейду таким же высоким и ледяным, как альпийские вершины, нависал над маленькой почерневшей церквушкой, совершенно терявшейся в его тени.

— Это Парк-Роу-билдинг. Строивший его архитектор отказался от европейских канонов и вдохновлялся архитектурой Чикаго.

— Впечатляет, — сказал Фрейд, спрашивая себя, как может вызывать восторг здание, до такой степени лишенное всякой привлекательности. В Вене императорским указом было запрещено возводить здания выше шпиля собора Святого Стефана…

— Откуда взялось слово «небоскреб»? — спросил Юнг.