Книга Близнецы-соперники - Роберт Ладлэм

Да, кабинет и в самом деле был ему знаком, хотя секретарше пришлось напоминать об этом. Еще два года назад он был его хозяином. Теперь же от него почти ничего не осталось, только темные деревянные панели на стенах. Даже мебель другая. Витторио унаследовал от него лишь стены. Ничего больше.

Савароне опустился в большое кожаное кресло со спинкой на шарнирах. Ему не нравились такие кресла: он уже слишком стар для того, чтобы сражаться с этим чудовищем, чья спинка автоматически изменяет угол наклона с помощью невидимых пружин и шарикоподшипников. Он сунул руку в карман и извлек оттуда телеграмму, заставившую его приехать в Милан из Кампо-ди-Фьори, — телеграмму из Рима, в которой говорилось, что за семейством Фонтини-Кристи установлена слежка.

Зачем? Кем? По чьему приказу?

Подобные вопросы невозможно задать по телефону, ибо телефон — орудие государства. Государство. Вечно это государство. Видимое и невидимое. Наблюдают, следят, слушают, подглядывают. Телефонами пользоваться нельзя. А никаких объяснений информатор из Рима, который применил простейший код, не дал.

МЫ НЕ ПОЛУЧИЛИ НИКАКОГО ОТВЕТА ИЗ МИЛАНА ПОЭТОМУ РЕШИЛИ ТЕЛЕГРАФИРОВАТЬ ВАМ ЛИЧНО. ПЯТЬ КОНТЕЙНЕРОВ ПОРШНЕЙ АВИАЦИОННЫМ ДВИГАТЕЛЯМ ДЕФЕКТОМ. РИМ НАСТАИВАЕТ НЕМЕДЛЕННОЙ ЗАМЕНЕ. ПОВТОРЯЮ: НЕМЕДЛЕННОЙ. ПОЖАЛУЙСТА ПОДТВЕРДИТЕ ТЕЛЕФОНОМ ПОЛУЧЕНИЕ ДО КОНЦА ДНЯ.

Число «пять» означало семейство Фонтини-Кристи, ибо их было пятеро — отец и четверо сыновей. Любое упоминание слова «поршень» означало внезапно возникшую опасность. Повтор слова «немедленно» не требовал расшифровки: необходимо было тотчас же подтвердить получение телеграммы, позвонив по телефону в Рим. Тогда сразу связались бы с нужными людьми, обдумали план действий. Но теперь было слишком поздно.

Телеграмма была послана Савароне днем. Витторио должен был получить свою около одиннадцати. И тем не менее сын не позвонил в Рим и не связался с ним в Кампо-ди-Фьори. Скоро конец дня. Поздно!

Непростительно! Люди каждый день рискуют собственной жизнью и жизнью своих близких, ведя борьбу с Муссолини.

Не всегда так было, думал Савароне, глядя на дверь кабинета в надежде, что в любую секунду войдет секретарша и сообщит ему, где Витторио. Когда-то все было совсем по-другому. Сначала Фонтини-Кристи поддерживали дуче. Слабовольный, нерешительный Иммануил бросил Италию на произвол судьбы. Бенито Муссолини выгодно от него отличался. Он сам прибыл в Кампо-ди-Фьори, чтобы встретиться с патриархом рода Фонтини-Кристи, ища его поддержки, — так Макиавелли некогда искал поддержки у князей — тогда Муссолини был полон энергии и планов, обещал Италии великое будущее.

Это было шестнадцать лет назад. С тех пор Муссолини пожал плоды своего красноречия. Он украл у нации право думать, у человека — право выбора, он обманул аристократию — использовал ее в своих интересах и отрекся от их общих целей. Он вверг страну в совершенно бессмысленную африканскую войну. И все ради личной славы. Он осквернил самый дух Италии, и Савароне поклялся остановить его. Фонтини-Кристи собрал северных «князей» и возглавил тайный мятеж.

Муссолини не мог решиться на открытый разрыв с Фонтини-Кристи. Разве только обвинение в государственной измене будет доказано с такой неопровержимостью, что даже самые горячие сторонники семьи вынуждены будут признать, что Фонтини-Кристи по меньшей мере поступил неосторожно. Италия неумолимо сползала к вступлению в войну. Муссолини приходилось осторожничать. Эта война не пользовалась в стране поддержкой, немцы — тем более.

Кампо-ди-Фьори стало местом тайных встреч недовольных. Необъятные просторы пашен и лесов, холмов и полей были словно специально предназначены для тайных собраний, которые обыкновенно проходили в ночное время. Но не всегда. Бывали встречи, которые требовали дневного света, когда молодые перенимали у других, более опытных, хитрости искусства ведения новой и странной войны. Нож, веревка, цепь, крюк. Они даже имя себе придумали: partigiani.

Партизаны. Слово, которое переходило из языка в язык.

Итальянские игры, думал Савароне. «Итальянские игры» — так называл эти занятия его сын с презрительной усмешкой самовлюбленного аристократа, который всерьез относился лишь к собственным удовольствиям... Хотя надо быть справедливым: Витторио серьезно относился и к делам предприятий Фонтини-Кристи — настолько, насколько потребности коммерции сообразовывались с его собственными планами. А он их сообразовывал. Он использовал все свое финансовое могущество, весь опыт — опыт, нажитый рядом с отцом, — с хладнокровной, безжалостной решительностью.

Зазвонил телефон. У Савароне возникло искушение поднять трубку, но он не стал этого делать. Это же кабинет его сына, и телефон его. Вместо этого он встал с ужасного кресла и подошел к двери. Открыл. Секретарша повторила имя:

— Синьор Теска? Савароне прервал ее:

— Это Альфредо Теска? Девушка кивнула.

— Пусть не вешает трубку. Я сейчас с ним поговорю. Савароне поспешно подошел к письменному столу и взял телефонную трубку. Альфредо Теска был десятником на одной из фабрик. И еще он был partigiano.

— Это Фонтини-Кристи, — сказал Савароне.

— Хозяин? Хорошо, что это вы. Это чистая линия, мы проверяем ее каждый день.

— Никаких перемен. Все только усугубляется.

— Да, хозяин. Срочное дело. Прибыл человек из Рима. Он должен встретиться с кем-нибудь из вашей семьи.

—Где?

— В доме на Олоне.

— Когда?

— Чем скорее, тем лучше.

Савароне взглянул на пальто и шляпу.

— Теска, помнишь два года назад встречу на квартире около собора?

— Да, хозяин. Скоро шесть. Я буду вас ждать. Савароне положил трубку и взял пальто и шляпу. Он оделся и посмотрел на часы. Без четверти шесть. Надо подождать несколько минут. Пройти через двор к заводу — недалеко. Надо подгадать так, чтобы войти в здание, смешавшись с толпой, когда дневная смена будет уходить, а ночная придет на работу.

Его сын вовсю эксплуатировал военную машину дуче. Компания «Фонтини-Кристи» работала круглосуточно. Когда отец укорил сына за это, тот ответил:

— Мы же не вооружение выпускаем. У нас для этого нет оборудования. А конверсия слишком дорого стоит. Мы работаем только ради собственной прибыли, отец.

Его сын. У самого талантливого из них оказалось пустое сердце.

Взгляд Савароне упал на фотографию в серебряной рамке. То, что она стоит здесь, на столе Витторио, уже было жестокой шуткой над самим собой. Фотография запечатлела лицо женщины, красивой по общепринятым понятиям. Испорченная девочка, превратившаяся в испорченную женщину. Она была женой Витторио. Десять лет назад.

Брак оказался неудачным. Скорее это был деловой альянс между двумя чрезвычайно богатыми семьями. Жена не способствовала укреплению этого союза: она была капризная, своевольная девица, чьи взгляды на жизнь определялись состоянием.

Она погибла в автокатастрофе неподалеку от Монте-Карло, ранним утром, когда закрылись все казино. Витторио никогда не вспоминал об этом. Его тогда не было с ней. С ней был другой.