Книга Караван дурмана - Сергей Донской

Например, если тебе не нужен никакой театральный грим, никакие накладные усы и фальшивые очки, чтобы выдать себя за того, кем ты хочешь казаться в данный момент. Ты просто влезаешь в чужую шкуру, на время забывая все свои прежние привычки. Смотришь иначе, говоришь иначе, двигаешься по-другому. Потому что в своих университетах тебе довелось побывать и уличным попрошайкой, и карманником с заточенным пятаком между пальцами, и официантом с подобострастным изгибом позвоночника. Мимика, жестикуляция, знание уголовного жаргона и основ ораторского мастерства – тебя лепили заново, а потом учили сбрасывать привычную маску и вновь становиться кем-то другим: безобидным алкашом, туповатым служакой, приблатненным таксистом с фиксатой ухмылкой.

В конце концов ты научился владеть мышцами своего лица настолько искусно, что оно отражало только то, что ты желал показать. Внушить страх или уважение? Пожалуйста! Изобразить гнев, страх, нежность, скуку? Без проблем! И походка у тебя при этом становится соответствующая, и жест, которым ты прикуришь сигарету, не выдаст тебя. Ведь ты не просто изображаешь другого человека, ты буквально становишься им, превращаешься в него до последней клеточки тела. Надолго? Однажды Громову пришлось около двух месяцев пробыть бичующим судовым механиком в лагере геологов, и он действительно был им, таким же реальным и естественным, как его отпущенная борода.

Тогда он сдавал свой главный экзамен на выживание в экстремальных условиях – это была его своеобразная дипломная работа. Курсантов разбросали по всей стране, предварительно объявив их во всесоюзный розыск, а плюс к этому каждый получил задание, которое должен был выполнить точно в срок, ни минутой позже отведенного ему времени.

Сотворив из Громова беглого зэка, его высадили с вертолета в заснеженной тайге и пожелали удачи. У него не было ни еды, ни спичек, ни даже приблизительного знания местности. Только относительно новый ватник и дружеское напутствие инструктора на прощание: «Горло береги, когда овчарки рвать начнут. А если их будет больше двух, тогда лучше вообще не рыпайся. Бесполезно».

Попадись он тогда – его ожидал бы самый настоящий срок, а может, что-нибудь и похуже. Но ведь выжил, и добрался до Иркутска, и милиционеров сбил с толку, объявившись на вокзале в облике подгулявшего мичмана при белоснежном шарфике и косых бакенбардах. Экипировка была позаимствована у натурального морского волка, которого скрепя сердце пришлось отправить прямиком в лазарет. А баки Громов соорудил себе с помощью собственных волос, осколка стекла и бруска клейкого туалетного мыла.

Он тогда не только уцелел во всех переделках, но и успешно выполнил поставленную перед ним задачу. Отъедаясь и отсыпаясь на восхитительно чистых простынях, помнится, мечтал чуть ли не об ордене. А ему вручили заряженный пистолет и поручили расстрелять бывшего соученика, который не только сдался милиционерам, но и разболтал во время допросов все, о чем ему было велено не вспоминать даже в бреду.

Что из того, что патрон оказался тогда холостым? Громов на всю жизнь запомнил то нажатие на спусковой крючок, звяканье той отброшенной гильзы. Казненный остался жив, а Громов научился убивать. И даже после того, как он неоднократно проделал это по-настоящему, снились ему не уничтоженные враги, а глаза мысленно умершего смертника, который так до конца и не поверил в то, что получил отсрочку…

Потом все было по-настоящему, без обмана. Афганистан, Таджикистан, Куба, Ирак, Ангола. Менялись страны, увеличивалось количество наград вперемешку с ранениями. Восьмиугольный орден «За службу Родине» третьей степени и простреленное легкое, серебряная медаль «За отвагу» и дыра под правой лопаткой, крест «За личное мужество» и целый набор переломанных костей.

Кости срастались, раны заживали, душа черствела. Дважды Громова заносили в списки погибших, тем не менее он все-таки опять выживал и даже дослужился до майора. Однако парочка дисциплинарных взысканий перечеркнула весь прежний героизм вместе с дальнейшей карьерой. На строптивости, самомнении и дерзости в полковники не выбьешься. Для этого нужны совсем иные качества, многие из которых у майора Громова напрочь отсутствовали, как и элементарное чувство самосохранения. В заключении психоаналитика так и говорилось: «Склонен к неоправданному риску. За импульсивность характера получил прозвище Гром, которое сохраняется за ним с юношеских лет. Подчиняется субординации неохотно, в критической ситуации способен выйти из повиновения. Замкнут, нелюдим. Выпивать предпочитает в одиночку, хотя повышенной тягой к спиртному не страдает. Зачастую проявляет полное пренебрежение к человеческой жизни, в том числе и к своей собственной. Непредсказуем. Своенравен».

Это заключение было сделано накануне того, как Громов возглавил аналитический отдел при управлении ФСБ в своем родном городе Курганске.

Так называемый аналитический отдел. В конце 90-х годов XX века подобные подразделения негласно существовали во всех областных управлениях, и занимались они преимущественно контролем за деятельностью преступных группировок. Весь анализ сводился к составлению заупокойных прогнозов относительно лидеров уголовного мира, и тут специалисты ФСБ редко ошибались. Авторитеты гибли один за другим, да так удачно, что смерть любого запросто можно было списать на криминальные разборки между соперничающими бандами. Еще до того, как наверху спохватились и принялись спешно расформировывать «аналитические» подразделения, Громов успел лично ликвидировать не только курганского авторитета по кличке Хан, но и отправить вслед за ним чуть ли не десяток его приспешников.

Той злополучной весной Громов проводил операцию по столкновению двух главных преступных группировок региона. Одну из них возглавлял вышеназванный Хан. Вторую – Итальянец. Поводом для конфликта послужил миллион долларов, который увел из-под носа Хана затаивший на него обиду молодой человек. Он носил длинный кожаный плащ, а потому в оперативных разработках проходил под псевдонимом «Конь в пальто». Забавный псевдоним, усмехался Громов, пока не сообразил, о ком идет речь. Молодого человека звали Жекой, и являлся он громовским зятем, вот какая незадача.

В общем, история закончилась трагично. Вышло так, что Громов собственными профессионально чистыми руками чекиста погубил мужа родной дочери, отца своей единственной внучки. Подставил его под бандитские пули, вместо того чтобы помочь выбраться из опасной ситуации. Жека не сдрейфил, не заскулил от страха, не запросился под крылышко майора ФСБ. Взял в руки оружие, встал лицом к лицу с Ханом и с достоинством принял смерть.

Громов видел это собственными глазами. Через снайперский прицел. Его задача заключалась в том, чтобы в ходе этой встречи Хан был только легко ранен, но винтовка в майорских руках вышла из повиновения, запоздало мстя за Жеку. Это помощь иногда поспевает вовремя, а месть, даже самая скорая, всегда вершится слишком поздно.

Единственная майорская дочь, Ленка-Леночка-Елена, осталась одна с четырехлетней Анечкой на руках. Было трудно отвечать на их вопросы, было невыносимо глядеть им в глаза. Но приходилось. Деваться было некуда, поскольку от работы майора временно отстранили, к очередному званию не представили, новой наградой не осчастливили. Учитывая, что, в соответствии с секретным заданием, он должен был лишь легко ранить Хана, это и не удивительно. Удивительно, что вольный стрелок не вылетел из службы безопасности вообще без погон… и без своей бесшабашной головы. Выручил его тогда непосредственный начальник с полковничьими звездами на погонах, которые он носил лишь по большим праздникам.