Книга Золотой цверг - Вадим Проскурин

Когда поезд привез Джеральда на единственный на Гефесте пассажирский вокзал, оказалось, что перспективы вовсе не так радужны, как представлялись поначалу. Предохранительная прививка обернулась тяжелейшей лихорадкой на грани сепсиса, терзавшей Джеральда на протяжении всей поездки. Вездесущий серный запах вызывал тошноту и головокружение. На Гефесте нельзя было мыться иначе как ультразвуком, суп, оставленный в открытой кастрюле, через час становился несъедобным, единственным пригородным транспортом оказалась переполненная электричка, а единственным развлечением – бар со стриптизом и борделем на втором этаже. Здесь не было ни неба над головой, ни зеленых полян, ни водных просторов, ничего такого, что кажется мелочью, когда оно в изобилии, но воспринимается как предмет первой необходимости, когда ее нет. Сознание Джеральда упорно отказывалось считать своим домом гигантский подземный муравейник, и это была единственная вещь, о чем в свое время умолчали кадровики “Уйгурского палладия”.

Кадровики крупных компаний знают свое дело, их не в чем упрекнуть, все пункты контракта соблюдались неукоснительно, о неудобствах Джеральда предупредили заранее. А то, о чем никто не сказал Джеральду, то, что на Земле просто не замечают, на самом деле оказалось вещью первостепенной важности, но ни один адвокат никогда не назовет это веским основанием для того, чтобы начать дело о расторжении контракта. Все законно, считается, что трудовой кодекс Гефеста полностью компенсирует все неудобства – гигантская по земным меркам зарплата, колоссальные скидки на пользование виртуальностью, пенсия в сорок лет, огромная страховка на случай несчастного случая, прогрессивная система оплаты, гарантированное продвижение по службе, если ты действительно занимаешься делом, а не валяешь дурака… все прекрасно, но вот только ад от этого не перестает быть адом. Нельзя строить жизнь там, где нет будущего, а будущего на Гефесте как раз не было. Здесь не было ни школ, ни детских садов, потому что идиоты, желающие завести здесь ребенка, встречались настолько редко, что детские учреждения себя не оправдывали. Здесь оказалось совершенно невозможно встретить нормальную женщину, и это неудивительно, потому что большинство рабочих вакансий предназначались для мужчин, и самой распространенной женской профессией на этой планете была древнейшая, причем ее представительницы заключали такой же пятилетний контракт, как и все остальные рабочие. Приезжая на эту планету, никто не собирался пробыть здесь дольше нескольких лет, а когда ты считаешь свое пристанище не домом, а общежитием, нет смысла его обустраивать. А когда общежитием становится целая планета, она превращается в настоящую помойку. Больше всего на свете Джеральд мечтал вернуться домой, об этом мечтали все рабочие, кроме совсем клинических идиотов и мерзавцев, но стандартный контракт заключается на пять лет, а при досрочном разрыве требуется выплатить такую неустойку, что вопрос снимается сам собой. Но самое трагичное было то, что мало кто из попавших на Гефест вернулся на Землю. Этого хотели все, но не возвращался почти никто. Да, правительство Гефеста предоставляет беспрецедентные социальные гарантии, об этом знают все, но рабочие, как правило, не задумываются о том, что даже беспроцентный кредит нужно когда-то отдавать, а когда приходит понимание этого, обычно бывает слишком поздно – пятилетний контракт превращается в пожизненное рабство. Нет, формально это не рабство, можно выплатить все долги, оплатить стоимость билета и вернуться на Землю, но скольким рабочим удалось это сделать? Джеральд однажды попытался найти в глобальной сети статистику по этому вопросу, но оказалось, что информация засекречена.

Когда незнакомый мужчина предложил подзаработать промышленным шпионажем, Джеральд согласился не раздумывая. Ему давно уже было на все наплевать, он давно перешел порог, за которым жизнь теряет всякую ценность, он плотно подсел на деметрианский осшин и трезвой частью сознания прекрасно понимал, что никогда не вернется на Землю, что ему суждено провести остаток своих дней в вонючей подземной помойке. Предложение поставить маячки вернуло надежду, которую он давно потерял.

Надежда оказалась ложной. Якадзуно Мусусимару, офицер безопасности карьера УП-6П и сын главного юриста “Уйгурского палладия”, лично застал Джеральда Хантера на месте преступления. В последовавшей короткой беседе Джеральд узнал, что ему светит не только увольнение без выходного пособия и билета на Землю, но и местная тюрьма на срок до десяти лет. Но была и альтернатива, и когда господин Мусусимару озвучил ее, Джеральд немедленно согласился.

Так и получилось, что Джеральд Хантер, оператор третьего разряда буровой установки “Тарзан-3162”, пополнил собой небольшую, но весьма эффективную армию осведомителей службы, безопасности “Уйгурского палладия”. Примерно раз в неделю тщедушный японец с неподвижным лицом неожиданно появлялся рядом с машиной Джеральда, залезал в кабину, Джеральд глушил двигатель, и они беседовали, иногда всего пару минут, а иногда и час с лишним. В этот раз беседа получилась недолгой.

– Что нового? – спросил господин Мусусимару, ответив холодным кивком на почтительное приветствие.

Джеральд, как обычно, неопределенно пожал плечами.

– Да так, ничего, – сказал он. – Вчера в баре Кришна с Азизом подрался, Азиз без двух зубов, у Кришны один глаз не видит. Еще Кинг-Конг два раза приезжал.

– Рамирес, что ли?

– Да не помню я, как его зовут, Кинг-Конг он и есть Кинг-Конг, негр такой лысый, огромный, как горилла. Он правда шибко ученый?

– Доктор физики.

– Ни хрена себе! А какой доктор – по американской системе или по русской?

– По американской.

– Тогда еще ничего. А я думал, он геолог, он еще какую-то коробку с собой припер, маленькая, зараза, а тяжелая, на что он мужик здоровый, так все равно аж смотреть было страшно, как он корячился.

– Большая коробка?

– Да я же говорю, маленькая, как ящик с инструментами. Я тогда еще подумал, что она с образцами руды, больше таких тяжелых вещей здесь и не бывает. Я еще удивился, чего это он сам такую тяжесть таскает, позвал бы балбесов из дежурной смены и не пришлось бы корячиться.

– И что дальше? – Мусусимару оставался внешне спокойным, но внимательный наблюдатель заметил бы, что в его глазах разгораются неясные искорки. Джеральд не был внимательным наблюдателем.,

– А ничего, – сказал он. – Занес он эту бандуру в свой кабинет, она там и простояла до сегодняшнего утра. А сегодня он снова появился, прилетел из Кузбасса на попрыгунчике, бегом вбежал в кабинет, схватил ее и попер опять на попрыгунчик. И все бегом! Хосе говорит, на него аж смотреть было страшно, весь потный, глаза навыкате, от тяжести аж скрючился, а все равно бежит. Небось начальство срочно потребовало, наверное, этот, которого инженеры Дятлом зовут.

– Но-но! – по привычке прикрикнул Мусусимару. Нехорошо, когда рабочие ругают администрацию, пусть даже и за дело. – А когда Рамирес привез эту вещь, он тоже прилетел на попрыгунчике?

– Точно не помню, – задумался Джеральд, – хотя… да, точно, на попрыгунчике! Тогда еще Настаська на взлетной площадке сшивалась, она потом вечером Аббасу рассказала, что Кинг-Конг какую-то тяжеленную бандуру привез на попрыгунчике. Аббас еще подумал, что он снова начнет эту свою съемку проводить и опять работа на неделю остановится.