Книга Девочка для шпиона - Фридрих Незнанский

Заместитель начальника райотдела милиции был воспитан во времена, когда слова «разведчик» и «чекист» произносились с благоговением. Поэтому оцепление места обнаружения трупа организовал тщательно, что, наверное, было не так уж необходимо в два часа ночи. В это время во дворе не было даже обычных для таких ситуаций зевак, только свои ребята.

Полковника Скворцова Василия Дмитриевича обнаружили возле электрощитовой будки трое молодых людей, возвращавшихся с вечеринки. Они, будучи слегка навеселе, решили, что господин военный сильно пьян, попробовали трясти его, чтобы разбудить, тогда и заметили, что он мертв. По их словам, он лежал ничком, лицом к земле, под ним находился дорогой кожаный портфель с двумя блестящими замочками. Теперь полковник Скворцов лежал на спине, запрокинув голову, так что его крепкий волевой подбородок смотрел почти вертикально в темное, беззвездное небо. Рот был приоткрыт, заострившееся и, казалось, отвердевшее лицо было совсем синим в голубоватом свете уличного фонаря.

Пронюхав, что с группой из МУРа приехал следователь из Прокуратуры России, то есть я, замнач райотдела развил бурную деятельность, призывая своих подчиненных работать тщательно и в то же время быстро. Кто-то выдвинул версию: мол, полковник, специально упал на портфель, чтобы его не нашли и не украли. Пришлось как бы про себя, но достаточно громко обронить, что сие предположение граничит с маразмом. Тем более что и судмедэксперт после первичного осмотра сделал заключение, что очень похоже на смерть от обширного инфаркта.

— Какого черта он тут лазил? — вопрошал, ни к кому конкретно не обращаясь, майор из райотдела. — Тут же ничего ихнего нет!

— Может, и есть, да мы с вами не знаем, — предполагаю я. — А может, он домой со службы шел…

Майор только с виду был прост, как классический участковый. Услышав мое последнее предположение, он покачал головой:

— Живет он не здесь. Мы личность устанавливали, документы смотрели, которые нашли при нем. Из документов, правда, одна офицерская книжка, но при ней блокнотик маленький, аккуратный, для того чтоб телефоны и адреса записывать…

— Он что, и свой туда записал для памяти? — спросил нетерпеливо Грязнов.

— Нет. Там на первой страничке, как теперь модно, анкетные данные владельца записаны — ФИО, так сказать, адрес и даже группа крови.

— Н-да, — бормочу — непонятно. К счастью или же наоборот, у нас своих дел хватает, так что выяснять обстоятельства смерти полковника Скворцова предоставим военной прокуратуре.

Майор с готовностью кивнул, но держался возле меня и как будто мялся, не решаясь спросить или попросить о чем-то.

— Товарищ Турецкий?

Я смотрю на Олега Величко, который с усердием стажера изучает безжизненное тело на стылой земле, и рассеянно отвечаю майору:

— Слушаю вас.

— Александр Борисыч, может, вы портфель заберете? Вам сподручнее будет по назначению передать. Может, там что-нибудь такое!.. Ну его! С нас и нашей наркоты хватит.

Я прекрасно его понимаю. Вспотевший, краснолицый, попивающий, наверное, служака, он прекрасно знает, что достиг потолка в своей карьере, подполковником ему не стать. А значит, и стремление одно — перекантоваться по-тихому пару лет до пенсии. Не дай Бог, с портфелем что случится, просто потеряется, а в нем государственная тайна! Не видать тогда майору хорошей пенсии.

— Хорошо, давайте.

И вот в моей руке легкий и солидный портфель из хорошей кожи. Не очень тяжелый.

Неугомонный Грязнов шепчет:

— Бумажки оттуда выкинь, а вещичку себе оприходуй. Классным «важняком» с ней смотришься!

Отвечаю в тон:

— Ага, тебя послушаешь, так погоришь на мизере!

Мы подходим к машинам, где в свете фар районный оперуполномоченный РОВД опрашивает трех парней, которые обнаружили тело. У ребят уже прошел хмель, они отвечают на вопросы скупо и, скорее всего, жалеют о том, что не ушли по домам после того, как позвонили в милицию, а остались ждать. Опер записал их фамилии и адреса, обстоятельства, при которых они нашли офицера, потом спросил:

— Вы его знаете?

— Нет, — вразнобой, но дружно отвечают пареньки.

— Тэ-эк, понятно…

Оперуполномоченный то ли устал, то ли ему скучно опрашивать свидетелей того, как человек просто умер в чужом дворе.

Воспользовавшись паузой, во время которой опер пребывал в задумчивости, я тоже задаю ребятам вопрос:

— Насколько я понимаю, вы все живете в этом дворе?

— Ну да.

— И этого человека вы видите здесь впервые?

Высокий, на полголовы возвышающийся надо мной, акселерат сказал, немного помявшись:

— Да нет, видели и раньше…

— Часто?

— Раза три.

— При каких обстоятельствах?

— Ну мы в беседке сидим иногда, базарим, курим. А он через двор проходит по дорожке, как раз мимо нас.

— В какое время это было?

— Вечером, после семи…

— А чем он вам запомнился?

— Мы один раз его решили на жлобство проверить. Он как раз мимо проходил. Я и говорю: мол, господин полковник, закурить не найдется? Народ часто шугается…

Неудивительно, мельком подумал я: все в черной коже, волосы дыбом, цепи на груди висят такие, что ими и убить можно…

— …боятся, в общем. А он ничего, подошел, говорит: какой я вам, пацаны, господин, а курить, говорит, вредно. Но пачку сигарет отвалил.

— Какие сигареты?

— «Винстон».

— К кому он приходил, не знаете?

— Не. Он только через двор проходил, и все…

Когда я оставил парней в покое, ко мне подошел Слава:

— Ты домой-то собираешься ехать?!

— Конечно!

— Так поехали! Ребята подбросят. Что ты к ним с вопросами своими пристал?

— Привычка дурная, — виновато сказал я.

Портфель Скворцова мы спрятали в сейфе у Грязнова, не хотелось из деликатности заставлять водителя делать лишний крюк, ему еще полночи по городу мотаться.

Дома все давно уже спали. Признаться, давно пора было и мне. Но, видно, первый порог усталости прошел, а второго ждать минут сорок. От водки или от напряжения побаливает голова. А может, она болит к перемене погоды. С тех пор как в Афганистане доблестные бойцы спецназа проверили на прочность мой черепок, он стал в дополнение ко всем прочим выполнять функции живого барометра.

Посидел я на кухне, констатировал, что мыслей в голове нет, не предвидится, да и на хрен они мне в этот час, откровенно говоря. Посмотрел на десятикилограммовую гантелю, что тихо ржавела возле мойки, вздохнул и отправился спать. Утро вечера мудренее.