Книга Маг. Новая реальность - Вячеслав Железнов

А ночью пришла Мисина. Это я выяснил утром, в темноте же она была просто теплой и ласковой незнакомкой. Никаких анатомических отличий от земных женщин у нее не имелось, а пахла она просто умопомрачительно – чистой кожей, чистой, продутой морозными горными ветрами одеждой, корицей и медом и чем-то незнакомым, терпким и волнующе-загадочным. Кстати, она была первой, кто удосужился поинтересоваться моим именем. Этот странный выверт поведения местных как-то прошел мимо моего сознания, а теперь заставил не на шутку напрячься. Вдруг меня прочат на роль будущей жертвы, главного блюда на званом обеде или чего-то подобного? Мы же не спрашиваем у утки, как ее зовут, – берем и фаршируем… Проверки ради я назвал Мисине свой ролевой псевдоним – Рэндом.

Теперь, когда старый враг уже век как вплавлен в камень своей Каледонии, люди стали более терпимо относиться к когда-то ненавистным звукам чужой речи. Слышал, кое-где даже появились общества реконструкторов, изучающих полузабытый язык высокомерных наглов и декламирующих творчество потрясателя копьем в оригинале. Власть, в том числе и Сам, смотрели на это дело с отеческой усмешкой. Отчего бы и не поплясать на костях, когда враг повержен во прах, и оный прах уже перестал светиться по ночам. Однако от деда-ветерана, понтонера 5-й ПОМБр[2], лично мочившегося в Канал, я знал о масштабах и накале тех боев и презрительных шуточек насчет наглов себе не позволял никогда. Ходил в наше местечковое общество в основном потому, что там седоусый дядька обучал всех желающих бою на холодном оружии. Майор в отставке Грязнов считал, что в жизни есть четыре стоящих штуки – конь, шашка, автомат и женщина. Ничему особенно крутому я так и не научился, это удел спецов, меняющих свое время на навык, однако хотя бы не опасался порезаться каким-нибудь кинжалом. Кстати, такие капитаны и майоры, к восторгу ребятни, были при каждом ДДТ[3], ролевом обществе, в каждой школе внештатниками НВП[4], ну и так далее. Император серьезно относился к вопросу преемственности поколений.

Так вот, отвлекся что-то, Мисина восприняла представление как должное и теперь спокойно называла меня по «имени». Уф, немного отлегло! Как я понял, она была приставлена в качестве учителя языка… и языком владела отменно. Такой способ обучения отлично мотивирует, могу сказать теперь на собственном опыте. Слова и выражения ложились в память, словно благословленные Мнемозиной. Надо сказать, появление в моей жизни Мисины помимо массы прелестных моментов принесло еще и кучу проблем. Кто-то очень постарался, чтобы она ассоциировалась у меня со всем хорошим и положительным, например мне разрешили выходить и передвигаться в ее сопровождении по замку – да, это оказался самый настоящий замок, – выдали хорошую одежду, теплую, удобную и прочную, стали лучше кормить, да и вообще, у женщины не может не быть каких-то своих проблем, от банального ПМС до неудовлетворенных карьерных ожиданий – у любой, кроме Мисины. И даже нельзя было сказать, что она так хорошо отыгрывает, просто она так жила. Само собой выходило, что любое дело спорилось и кипело в ее руках, солнечного цвета шевелюра упрямо выбивалась из-под платка, а ребятня и всякая дворовая живность так и ластились к ней, соревнуясь за добрую улыбку и небрежно-ласковое прикосновение к ушам. Ради интереса, однажды ночью я попытался смоделировать в уме ситуацию, когда мне нужно будет ее убить, – и похолодел. Я бы не смог! Неделя, ей потребовалась всего неделя, чтобы надежно застраховать себя от всякой нехорошей активности с моей стороны.

Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться о том, что каждое утро Мисина заносит отчет кому надо, да она это и не слишком скрывала, пару раз оставляя меня подождать у входа в восточную башню. При всем том постижение основ местного языка шло у нас с ней ударными темпами. В день я учил около ста пятидесяти слов, ухитряясь при этом не забывать пройденное вчера. Вот где пригодилась практика изучения медицинской латыни, когда мозги скрипели схожим образом. Главным препятствием было произношение. Я пока физически не мог издать ряд звуков, которыми свободно переговаривались местные. Здешнее «у», похожее на шведское (ну да, «Виллагатан шюттон»), – это еще цветочки, горловые согласные были гораздо хуже, ну а дифтонги просто приводили меня в ужас.

Постоянное присутствие Мисины рядом затрудняло еще и изучение магии. По некотором размышлении я решил не сообщать никому о наличии у меня способностей по верчению перышка, пока не узнаю побольше об окружающем мире. Потому осторожные эксперименты приходилось проводить даже не под одеялом – там была Мисина, а в отхожем месте. Кстати, мэтр Лирий несколько дней назад учинил над моей тушкой некий эксперимент, сильно смахивающий на определение Дара.

…Очередная прогулка с Мисиной привела к двери его лаборатории. Я был затянут туда хмурым, невыспавшимся мэтром, усажен на первый попавшийся табурет и нахлобучен пыльной широкополой шляпой выдающихся размеров. Против ожиданий, шляпа не пыталась выкрикнуть название моего факультета, а просто послужила своеобразной повязкой на глаза – ее поля закрывали вид почти полностью. Потом Лирий содрал ее и водрузил вместо шляпы нечто вроде цилиндра без верха. В него незамедлительно была засыпана пара литров гладких черных камешков, и такими же камешками мэтр обклеил мне руки. В довершение всего он сунул мне большую восковую свечу. Зажженную. Чувствовал я себя донельзя глупо – с ведром гальки на голове, руки измазаны какой-то гадостью, да еще и свечку держу. Может, он просто так развлекается? Но язычница моя сидит очень серьезная и даже дышит через раз. Так, маг сел напротив и немигающим взором прикипел к моей переносице. Не самое приятное ощущение – взгляд не поймать никак, а бурение чувствуется очень хорошо, аж зазудела кожа. Так, стоп! Или кожа зудит совсем не виртуально?

Твою..! Как я удержался от того, чтобы не подскочить и не шваркнуть старикана по голове, сам не знаю. Зуд резко прекратился, но вместо него нахлынуло куда более мерзкое ощущение. Как в старом пошлом анекдоте – «Загибай!», только тут тебя еще и пожарным шлангом накачивают, пока не лопнешь. И я лопнул. Время остановилось. Со мной такое бывало раньше, и в кошмарах, и наяву, когда все происходит медленно-медленно, а сделать ничего не можешь. Сила – да, я понял, это была сила старого мага, тошнотворно-отвратная на «вкус», как протухшая рыбья слизь, – потоком растеклась по венам и устремилась к свече. Я почувствовал, что сейчас огонек на конце фитиля превратится в ревущий факел, выдавая меня с потрохами… и снова шевельнул «хвостом».

Пробовали когда-нибудь перекрыть руками поток на магистральном трубопроводе? Вот-вот, без могучей запорной арматуры это совершенно невозможно. Остановить поток силы мага я мог ровно с тем же успехом, слишком уж несоизмеримы были наши возможности, однако я мог кое-что другое. Не можешь запретить – возглавь! И, судорожно трепыхая куцым «хвостом», я стал мало-помалу поворачивать этот мерзкий слизистый сель. Но куда? Да хотя бы сюда! Неважно, что это. Сейчас главное – не дать потоку добраться до свечи. Ох, мерзко-то как! Каким-то чудом, странным наитием, мне удалось распределить силу порциями по всему телу, буквально по каждой клеточке, и еле-еле впитать ее в себя. Рассказывать долго, а на деле все это не заняло и десятка секунд. Факел так и не вспыхнул, и разочарованно поджавший губы маг выпихнул нас с Мисиной наружу. Чинно зайдя за поворот, я бегом бросился в нужник. Чувствовал я себя как бурдюк, переполненный тухлой жижей, – и от нее надо было любым способом избавиться. Пугал ихтиандра я долго и тщательно, однако долгожданное облегчение все не приходило. Немудрено – причина тошноты была совсем иная, нежели банальное пищевое отравление, простым освобождением желудка не отделаться. Требовалось что-то другое, причем немедленно. Становилось все хуже и хуже, стены вращались и плясали перед глазами, дыра в полу аж троилась, и я на полном серьезе опасался в нее ухнуть. Последние остатки осторожности не давали попытаться зажечь огонь или совершить еще какую-нибудь глупость, но ждать далее становилось невозможно. Как это часто бывает, в подобных случаях выход находится там, куда в здравом уме ни за что бы не сунулся. Рассудив, что раз уж сила уже распределена по телу, то пусть клетки ею и занимаются, я сделал еще одно страшное усилие и ничком повалился прямо на камень пола. Последняя мысль была: «Не свалиться бы в яму».