Книга «Крыша» для Насти - Фридрих Незнанский

Вот, например, всем известно, что Настя с Виктором жили, как муж с женой, ровно шесть лет, так почему по телевизору сказали про десять? Кстати, здесь-то у Турецкого вопросов не было — кто-то из свидетелей наверняка сказал, что покойный генерал и его молодая жена прожили в этом доме с десяток лет, вот и понеслось. Это все как раз мелочи.

И вот они стали звонить повсюду — в милицию, в «скорую помощь», но нигде им ничего определенного ни про Настю, ни про ее дочь сказать не могли. Сказали только в «скорой», что в институт Склифосовского была доставлена раненая женщина, по паспорту Анастасия Андреевна Копылова, и находится в тяжелом состоянии, а больше ничего не сказали. Не знали они ничего и про девочку.

Тогда Петя выяснил, к какому отделению милиции относится Оранжевая улица, что в Юго-Западном округе столицы, нашел это отделение, оттуда его послали в УВД, а уже там дали телефон Турецкого, который якобы должен все знать. Таким вот образом и выяснили наконец. Но где же Настенька?

Александр Борисович успокоил Таню — он стал называть ее именно так, без отчества, мала еще, — сказал, что девочку сейчас приведут, и предупредил, что с ней надо быть сейчас очень осторожными, не нарушить детскую психику, а, напротив, показать, что все происшедшее — только неприятный случай, а мама скоро к ней вернется, она, мол, немного приболела. И еще он попросил у Тани разрешения в ее присутствии задать девочке пару вопросов — несложных, аккуратных, которые не вызвали бы у нее болезненной реакции. Таня кивнула — можно. Она, похоже, уже четко осознавала свою ответственность за Настеньку.

Девочка была умытой и причесанной. На лице ее не было и следов каких-то особых тревог, беспокойство — это да, было заметно. Увидев тетю Таню, она с радостным криком бросилась к ней, она явно любила свою тетю. И тут же стала жаловаться, что осталась одна, а папа с мамой куда-то уехали и ничего не сказали. А у тети Сони там — малышка небрежно махнула рукой себе за спину, возможно имея в виду воспитательницу детской комнаты, — много игрушек, но совсем не таких, как у нее дома. И пошли бесчисленные вопросы, главным из которых был — где мама?

Таня, для большей уверенности поглядывая на Александра Борисовича, объясняла девочке так, как они только что договорились. Но при этом на глазах у нее блестели слезы, и она локтем их вытирала — такой вот непосредственный жест.

Потом девочка вдруг сказала, что мама закричала и выскочила из машины, захлопнув дверь. Но сначала позвала собачку тети Тани — Рэмку.

Собачка? Рэмка? Турецкий вмиг насторожился.

Да, оказалось, есть у Тани собачка по имени Рэм, распространенное, между прочим, имя среди собачников, а этот — еще щенок ирландской породы, Настенька с ним, к слову, весь вечер, пока длился праздник, играла, потому что ей было скучно вместе со взрослыми за столом, это правда. А вот почему Настя позвала собаку, когда неизвестный убийца уже застрелил ее мужа и собирался выстрелить также и в нее, этого Таня объяснить не могла. По телевизору так ведь и сказали, что убийца, киллер, сначала разделался с генералом, прошив его очередью из автомата, а затем то же самое сделал и с его женой. Почему? За что? Абсурд какой-то…

А не случилось ли так, что Настя в последний момент вдруг узнала убийцу? И позвала вовсе не щенка тети Тани, а именно его, какого-то человека по имени Рэм? Или, может быть, девочке просто показалось? Александр Борисович осторожно задал наводящий вопрос и убедился, что не показалось — Настина мама сперва громко закричала: «Рэм!» — а уж потом выпрыгнула из машины.

В любом случае имя это следовало взять на заметку и разобраться с этим.

Затем, когда и девочка, и ее тетя немного успокоились, Турецкий разъяснил Тане, что будет сам, от имени Генеральной прокуратуры, заниматься этой трагедией. Он записал также Танин номер телефона, чтобы звонить, когда станет известно что-то новое о здоровье Анастасии Андреевны, а пока ее тревожить не надо — она находится еще в коме, то есть ничего не видит, не слышит и никого не узнает, и неизвестно, сколько времени продлится это ее состояние. Добавил, что, по словам следователя, который первым приехал на место происшествия, раненой Копыловой в настоящий момент занимаются опытные врачи из института Склифосовского, и лишний раз нервировать их тоже не стоит.

Таня заявила, что на время болезни сестры, да и вообще на столько, на сколько это необходимо, готова сама ухаживать за девочкой, у которой никакой другой родни нет и в помине. И вот тут Турецкий нашел возможным для себя задать вопрос, который интересовал его.

— Скажите, Таня, вам неизвестно, почему Анастасия Андреевна не взяла себе фамилию мужа?

Ответ оказался поразительно прост.

— Так они ж не были расписаны. А потом Настя вряд ли стала бы Порубовой. Одна ведь уже есть — Татьяна Григорьевна, которая терпеть не может новую, гражданскую жену своего мужа. Настя как-то говорила, будто та до сих пор не теряет надежды, что Виктор вернется в семью, где давно уже взрослые дети, где строгий уклад, где Порубова постоянно ждут. Такие вот слова говорила. Но Виктор, по ее же утверждению, не желал возврата к прошлому. Он любил Настю и всегда это подчеркивал. Кстати, при всех и абсолютно искренно, что даже иногда казалось немного нарочитым. Однако вместе с тем он не поднимал почему-то и речи о разводе, — кажется, Татьяна Григорьевна была категорически против этого шага.

Но тогда сам по себе напрашивался и закономерный вопрос: а не явилось ли убийство неверного мужа и его любовницы местью оскорбленной женщины? Александр Борисович имел в виду Татьяну Григорьевну. Таня задумалась, а затем, тряхнув девичьей своей челкой, ответила отрицательно, как мудрая, пожившая женщина:

— Одно дело — ненавидеть, а совсем другое — реально пожелать смерти. Я не думаю, нет. Пожалуй, нет.

Значит, надо будет и эту версию проверить, вздохнул про себя Турецкий и, взглянув на часы, понял, что еще немного — и он начнет опаздывать, а это было не в его правилах. Наскоро попрощавшись и пообещав звонить, он оставил почти осиротевшую девочку и ее молоденькую тетю одних. А «почти» потому, что Турецкий знал, что такое кома и как редки случаи выздоровления впавших в нее людей.

5

Уезжая из Ясенева, Александр Борисович несколько раз менял направление своего движения, на что тоже уходило немало времени, но не из-за дорожных пробок, встречавшихся в самых неожиданных местах, а чтобы сбить с толку преследователя, если бы таковой оказался у него «на хвосте». Он постоянно поглядывал в зеркальце заднего обзора, но «хвост» не обнаруживал, и это пока успокаивало. Особенно настораживало его то обстоятельство, что на место гибели генерала одними из первых примчались именно люди из госбезопасности. А этим если уж что-то надо, то не отстанут. И по части маскировки они тоже мастера. Это — не братва, которая прет за тобой без всякого стеснения, от этих и отвязаться — пара пустяков. А господа чекисты наверняка уже знали, что дело поручено на самом высшем уровне Александру Борисовичу Турецкому, а у него разговор с «соседями» всегда был прост — не болтайтесь под ногами и не мешайте работать. Мне прикажут, тогда скажу, а будете надоедать, следить, провоцировать, я сам такую вам провокацию устрою, что мало не покажется. Бывали уже случаи подобного рода, и хорошо, когда «наблюдатели» отделывались просто насмешками в свой адрес.