Книга Банда 8 - Виктор Пронин

— Но ты ведь никогда не жаловался, да?

— Старался.

— У тебя новости?

— Да вроде ничего такого, чтобы...

— Гости собрались?

— Это не новость, Юра... Они у меня собираются время от времени.

— Но сегодня повод, да?

— Повод? — Халандовский был явно растерян, что бывало с ним не часто, что вообще-то и не бывало с ним никогда, но сейчас замершие его гости видели Халандовского совершенно не таким, каким привыкли видеть, — он неприкаянно раскачивался из стороны в сторону, косил черным своим глазом в сторону гостей, давая понять, что его команда «Затихнуть!» остается в силе.

— Пашу провожаете? — спросил голос в трубке.

— Пашу? — опять переспросил Халандовский.

— Он ведь у тебя? За столом?

— Вроде того...

— Дай ему трубку, пожалуйста. На два слова.

— Трубку? — Халандовский явно не мог прийти в себя.

— Аркаша, успокойся, — произнес голос улыбчиво. — Я не оторву его от вашей компании надолго. Так, минутка, вторая... Не больше.

— Хорошо. — Опустив руку с трубкой вдоль тела, Халандовский запрокинул голову и некоторое время стоял, молча глядя в потолок. Потом тяжко вздохнул, поворотил свое лицо к Пафнутьеву, посмотрел на него печальными своими глазами и наконец протянул трубку. — Тебя, — сказал обреченно.

— Кто? — Пафнутьев поднялся, подошел.

— Лубовский. Видимо, из Парижа. Или из Лондона.

На секунду, не больше, только на секунду замер Пафнутьев, остановившись перед Халандовским. Он уже протянул руку к трубке, качнулся вперед, чтобы сделать еще один шаг, но, услышав фамилию звонившего, замер в движении, как это бывает в сказках, когда принцесса нечаянно уколет палец веретеном и сбывается страшное пророчество колдуньи. Пафнутьев беспомощно оглянулся на Худолея и Шаланду, снова повернулся к Халандовскому и наконец взял трубку.

— Пафнутьев на проводе! — с напором произнес он, гася в себе растерянность.

— Здравствуйте, Павел Николаевич. — Голос Лубовского был таким же вкрадчивым и доброжелательным. — Извините, что нарушил вашу беседу... Водка у Аркаши такая же холодная?

— Гораздо холоднее, чем обычно, — заверил Пафнутьев.

— Это Лубовский беспокоит.

— Да уж догадался.

— Догадался? Как?

— По голосу, — весело ответил Пафнутьев. Он уже пришел в себя и готов был разговаривать долго и неуязвимо.

— Это приятно. — Теперь уже был озадачен Лубовский. — У меня такое ощущение, что мы с вами можем встретиться.

— Пути господни неисповедимы! — воскликнул Пафнутьев.

— То есть... Вы подтверждаете мою догадку? — в голосе Лубовского явно поубавилось и вкрадчивости, и доброжелательности. Он как бы посерьезнел. Дурацкие вскрики Пафнутьева, похоже, его озадачили.

— Господи! — продолжал радоваться Пафнутьев. — Юрий Яковлевич! Да после халандовской водки, после халандовского мяса я готов подтвердить все, что угодно!

— Мне приятно сознавать, Павел Николаевич, что у нас общие друзья.

— Взаимно, Юрий Яковлевич!

— Мне говорили о вас, как о человеке опытном, справедливом, обладающем высокими профессиональными качествами.

— Да, я такой, — заверил Пафнутьев, посерьезнев.

— Всего доброго, Павел Николаевич. Думаю, мы сработаемся.

— До скорой встречи! — воскликнул Пафнутьев и тут же положил трубку, поскольку его запал заканчивался и продолжать разговор в таком же тоне он уже не мог. — До скорой встречи, дорогой, — проговорил он уже нормальном голосом и с тяжким вздохом опустился на свой стул.

— Хорошие у тебя друзья, Аркаша.

— Стараюсь, — сдержанно ответил Халандовский.

— Похоже, он узнал о моей командировке в Москву раньше меня.

— Наверняка. Так, Паша, будет продолжаться и впредь. Не исключено, что о твоих планах, задумках он будет знать до того, как эти планы и задумки созреют в твоей голове.

— Вот такой монстр?

— Как видишь.

— Ты не звонил ему, не сообщал, что я у тебя буду за этим вот столом?

— Паша! — укоризненно возопил Халандовский.

— Тогда наливай, — и Пафнутьев выдвинул свой стакан к середине стола.

* * *

Проснулся Пафнутьев на удивление свежим, будто и не было вчерашнего перебора у Халандовского. Некоторое время он лежал, глядя в потолок и припоминая подробности затянувшегося застолья, звонок Лубовского не то из Парижа, не то из Лондона, напутствия и предостережения друзей, которые сыпались на него в этот вечер в невиданном изобилии. Совершенно не думая о предстоящей командировке, он с удивлением обнаружил, что все решения уже приняты, что он знает, что делать, как поступить, в каком порядке. Пафнутьев частенько ловил себя на этой странности — не напрягаясь и не терзаясь, он позволял организму самому принимать решения. И беззаботно занимался всякой мелочевкой, встречался с друзьями, шатался по городу, наблюдая быстротекущую жизнь, а вечером заваливался спать. Но наутро, наутро обнаруживал, что работа проделана, выводы сделаны, решения готовы и ему остается лишь выполнить все то, что кто-то для него подготовил тщательно и безошибочно. Есть старая русская сказка, в которой злая мачеха измывается над падчерицей, заставляя ее выполнять непосильную работу — перебирать зерно, прибирать избу, мыть и стирать. Но той помогают мыши, птички и прочая мелкая живность. Девочка спокойно ложится спать, а утром с удивлением обнаруживает, что вся работа выполнена.

Нечто похожее происходило и с Пафнутьевым, правда, не общался он ни с воробьями, ни с мышами, хотя не отказался бы, да и кто откажется...

Встав с кровати, он прошлепал босыми ногами на кухню, заварил большую чашку крепкого чая и, втиснувшись в угол, сделал первый глоток. Через некоторое время в дверях появилась Вика. Постояв, тоже присела к столу, запахнув поплотнее халат.

— Пьешь? — спросила она.

— Пью.

— Это хорошо. У меня такое чувство, будто ты хочешь мне что-то сказать.

— Хочу.

— Говори. Внимательно тебя слушаю.

— Значит, так. — Пафнутьев замолчал, отвлеченный очередным глотком чая.

— Говори, говори, Паша. — Вика подперла подбородок кулачком. — Ты еще вчера вечером пытался что-то сказать, но силы тебя оставили. Так бывает, я привыкла.

— Неужели пытался? — удивился Пафнутьев.

— Ты произнес слово «командировка».

— Ага... Выходит, я был достаточно трезв. Все правильно... Значит, так... Еду в командировку. В Москву. Генеральная прокуратура. Особое задание. Сложное, опасное, чреватое.