Книга Лодейный кормщик - Евгений Богданов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наскучат разговоры — выходили лоцманы на берег, смотрели на море, примечали по погоде: быть завтра сиверку, шелонику или межнику?[6].
Иногда вахтенный на вышке, приметив на горизонте паруса, спускался вниз, бежал к лоц-командиру:
— С моря судно идет. Купец. Двухмачтовик.
— Флаг чей? — спрашивал лоц-командир.
— Аглицкой…
Судно приближалось к острову, поднимало на мачте лоцманский флаг сигнал. Кормщик садился в карбас, и тот, шлепая по волнам тупым носом, отправлялся к борту иноземца.
Сейчас на острове осталась только караульная солдатская команда под началом молодого поручика Крыкова. Коротая время, поручик вышел на берег из тесноватой избы, где солдаты вповалку лежали на нарах с сеном.
Ветер дул с севера. На вышке зяб под его ударами солдат, прижав ружьишко к боку и сунув руки в рукава кафтана. Хвостик-косица болтался за спиной, как былинка. Крыков поежился от свежака ветра, поглядел на волны, увенчанные белыми барашками, вспомнил поговорку приятелей-лоцманов, с которыми особенно подружился за последнее время:
Закипела в море пена —
Будет ветру перемена.
«Хмурая погода, суровые, неуютные места! — подумал поручик, кутаясь в плащ. — Суровы места эти, а богаты. Богаты рыбой, лесом, морским зверем. Только руки нужны, только сила надобна, чтобы добывать те богатства неисчислимые…»
Тревога поселилась в сердце молодого офицера с тех пор, как пришел на остров воеводский приказ:
«Быть в бдении, лоцманов отправить на Марков остров, ждать свейские воинские корабли. Строго-настрого проверять каждого купца, приходящего к Мудьюгу. Буде те купцы идут с миром да товарами, только тогда высылать им лоцмана».
Но служба есть служба. Давал присягу государю Петру Алексеевичу. В любом случае надобно проявить выдержку да воинские знания. Поручик повернул было к караульной избе, но с вышки ветер донес голос. Солдат махал рукой. Крыков вернулся, поднялся по шаткой лестнице, спросил:
— Что там?
Солдат показал рукой перед собой, и поручик увидел среди лохматых волн паруса. Взял у солдата зрительную трубу, долго наблюдал за подходившими к острову кораблями. Насчитал три впереди и четыре на некотором удалении позади. Подождал, снова поднес трубу к глазу и разглядел на мачтах флаги — два голландских, один английский. Видно, торговые корабли. Надо проверить.
Сойдя с вышки, Крыков направился к избе, от крыл дверь и крикнул в полумрак:
— В ружье! Взять барабан и знамя! Выходи! Вскоре от берега отвалил карбас с пятнадцатью солдатами. Восемь сидели на веслах. В носу — барабанщик и знаменосец, в корме, рядом с Крыковым — переводчик Дмитрий Борисов, высокий, кареглазый мужчина средних лет. Не садясь на банку, кутаясь в плащ, Крыков пристально смотрел на приближающийся передовой корабль. На палубе его стоял человек и призывно махал шляпой. Крыков в ответ поднял руку. Плеснула вода и окатила гребцов. Карбас подвалил к борту иноземца. Поручик взялся за штормтрап, стал подниматься на борт. За ним — барабанщик, знаменосец, Борисов и солдаты. В карбасе остались двое.
Резко и дробно загрохотал военный барабан, знаменосец развернул петровский штандарт. Крыков поднес руку к треуголке и, когда барабанная дробь оборвалась, спросил:
— Где капитан? Почему не встречает русский караул?
Борисов, холодно глядя на иноземцев, перевел. Поручик зорким и быстрым взглядом окинул палубу. На ней только вахтенные. Ни одного человека с оружием. А вот и капитан. Он шел неторопливо, высоко подняв острый подбородок. Остановился в нескольких шагах от русских солдат, выстроившихся вдоль фальшборта.
Поручик сделал шаг вперед.
— Прошу показать документы, как должно, опись грузов и список команды.
Борисов начал переводить это распоряжение, но тут неожиданно из-за надстроек, грохоча каблуками, хлынули вооруженные солдаты. Крыков высоким, срывающимся голосом скомандовал:
— Ружья наизготовку! Пли!
Треснул залп. Мушкеты полыхнули огнем. Один из шведов схватился за грудь, другой с перебитым плечом отбежал в сторону, уронив мушкет. Крыков, выхватив шпагу из ножен, стал отбиваться. Его ударили сзади по голове и поволокли…
Русские солдаты не успели перезарядить мушкеты. После короткой рукопашной схватки их обезоружили и скрутили. С фрегата спустили шлюпки. Иноземцы отправились обследовать остров. Там никого не оказалось, кроме дозорного на вышке. Его связали и бросили в пустой караульной избе.
Когда на острове Линской Прилук прогремел троекратный салют пушечных батарей в ознаменование закладки новой крепости-форпоста Архангельской торговой гавани, архиепископ холмогорский и важеский Афанасий собственноручно положил в фундамент первый камень. Памятуя о царском указе «крепость строить наскоро и напрочно», он сам помог Резену выбрать место на берегу для будущих бастионов и отпустил из своих запасов пятьдесят тысяч штук крепких, добротного обжига кирпичей.
Остров Прилук за короткое время преобразился. Пустынный ранее, с несколькими избенками, теперь он был наводнен людьми. Строители жили в приземистых тесовых бараках, в землянках, крытых дерниной. В бараках было холодно — во все щели дул ветер, в землянках — сыро и сумрачно. И кормили работных людей плохо. Семиградская изба в Архангельске, ведавшая строительными делами, скупилась на лесоматериал для жилья и харч для людей. Как водилось, чиновники и подрядчики урезывали суммы, отпущенные на строительство, мошенничали.
Стольник Селиверст Иевлев — невысокий, полный мужчина, энергичный и, несмотря на жирок, подвижной — день-деньской бегал по острову на коротких крепких ногах, до хрипоты кричал на людишек, обвиняя их в лености и нерадении, звенел связками ключей у амбаров с материалами и продовольствием, не доверяя свои склады никому из опасения воровства.
Начальник островного гарнизона полковник Ружинский да солдатский голова Животовский ежедневно торчали на пустыре, проводя ратные учения. Унтеры хриплыми, простуженными, а то и пропитыми голосами отдавали команды, отрабатывая ружейные приемы. Иногда солдаты, вызывая любопытство и насмешки островитян, бежали к берегу цепями, хлюпая по болотистой земле башмаками; вскинув ружья наперевес, «атаковали» воображаемого неприятеля, поднимали стрельбу холостыми патронами.
Не обходилось при этом и без происшествий. Однажды долговязый солдат, споткнувшись о кочку, холостым выстрелом опалил впереди бегущему ухо, за что был посажен на трое суток на гауптвахту.
А «воинство» Иевлева, лапотное, сермяжное, отведав постных щей да ячменной каши, ворочало булыжники, тесало гранит и известняк, катило тачки с кирпичом и раствором и наращивало над фундаментом ряд за рядом будущую цитадель со стенами саженной толщины.