Книга Красный свет - Максим Кантор

Лучше испортить воздух в приличном обществе, чем ляпнуть этакое. Не принято Ленина называть Владимиром Ильичом, так воспитанные люди не говорят. Это пионеры в годы Советской власти говорили: Ильич – наш дедушка. По отношению к бездетному Ульянову метафора звучала уморительно. Еще чего не хватало: Ильич!

– Значит, оправдаем Ильича?

– Нюрнбергский процесс нужен! – крикнула Губкина. Она как раз закончила диалог с послом – сошлись на «Эколь Нормаль». – Нюрнбергский процесс над большевиками!

– Например, Германия, – заметил адвокат, – покаялась в фашизме. Провели денацификацию.

– Напрасно не судили большевиков! Надо было Нюрнбергский процесс над членами компартии устроить, – сказал Панчиков.

Обеденный зал французского посольства вскипел в репликах.

Журналист Роман Фалдин крикнул со своего места:

– Старых фашистов судили! Мой дед про это полжизни статьи писал. Теперь старых коммунистов разоблачим!

– Мою бабушку, – заметила мадам Бенуа, – фронтовую корреспондентку, большевики расстреляли без суда.

– Господи! – Губкина поднесла руки ко рту, как бы сдерживая крик. – Как это произошло?

– История семьи, – краем сухих губ улыбнулась мадам Бенуа. – Решила рассказать…

– Цвет нации выкосили! – сказал правозащитник Ройтман.

– Когда уничтожали ветеранов Белого движения, не смотрели на возраст! – заметил художник Шаркунов.

– Пусть ответят! – согласилась Гулыгина. Варвара Гулыгина была сложным, как говорили ее подруги, человеком; многие жены, вероятно, могли бы призвать к ответу ее саму. Впрочем, Варвара рушила только то, что было само по себе непрочно.

– Не все виноваты… Некоторые заблуждались… – сказал Сиповский, и кое-кто в зале подумал, что гомосексуалисты – люди бесконфликтные, ищущие компромиссов.

– Ах, то же самое говорили про нацистов! Они не виноваты, они не знали! – Госпожа Губкина волновалась, волнение красило ее. – Нужен открытый судебный процесс над большевиками! Для начала провести публичный суд над Ульяновым-Лениным!

– Но у Ленина сыскался защитник! – Семен Панчиков невольно рассмеялся, представив суд на лысым палачом и выступление серого человечка в суде.

– Развалит дело! Он развалит дело Ульянова-Ленина! – хлопнул себя по коленке адвокат Чичерин, ему тоже стало весело. – А кто вам за это платит, интересно?

Кому-кому, а уж адвокату Чичерину было известно, как разваливают дела. Клиенты у Чичерина попадались разные – только здесь, в обеденном зале французского посольства Чичерин насчитал четверых, с каждым обменялся значительным взглядом. Вот тому господину в шелковом пиджаке грозила конфискация имущества за растраченный Пенсионный фонд; вот тот седовласый человек едва не лишился сына, обвиненного в причастности к преступной группировке. Ах, бывает всякое! Скажите, как в наше время заработать на достойную жизнь и не преступить закон? Судейские крючкотворы выискивали сомнительные детали в биографии известных людей, заводили следствие – будем называть вещи своими именами: так делали в надежде на отступные. И адвокатам приходилось бороться не только с судьей, но со свидетелями, с журналистами, со следователями: каждый хотел получить свою долю от чужого несчастья. Чичерину было что вспомнить.

Тут, кстати, и мобильный телефон загудел в кармане; адвокат неприметным движением выудил из кармана перламутровый аппарат, поднес к уху, выслушал сообщение. Не сказал ничего в ответ, улыбнулся. Новости пришли именно те, каких ждал, – свидетель отказался от показаний, дело о подпольных казино закрыто за отсутствием обвинения. Развалилось дело – но знали бы вы, милостивые государи, чего это стоило! Адова работа, если хотите знать.

Иной человек мог обвинить Евгения Чичерина в цинизме – адвокат знал, что за его спиной шушукаются. Однако циничен он не был, скорее наоборот – совестлив. Чичерин говорил своим друзьям, что всякое дело скрупулезно взвешивает на весах совести: имеет ли он моральное право бороться с приговором? Да, подчас защищаешь преступника; да, твой клиент, возможно, и украл нечто – но скажите: а тот, кто его обвиняет, то есть само государство – разве образчик честности? Кто больше ворует, предприниматель, который увел прибыль на Каймановы острова, или государство, которое бюджет тратит на прихоти кремлевских чиновников? Я, говорил Чичерин, подсчитываю убытки, причиненные обществу, и выбираю ту сторону, которая приносит меньше вреда. И если преступление, вмененное бизнесмену, менее опасно, чем зло, творимое государством, процесс следует развалить.

Адвокат спрятал телефончик, вооружился ножом и вилкой, принялся разделывать рыбу, поставленную перед ним официантом. Умело отделил голову, взрезал рыбье тельце вдоль, откинул верхнюю половину рыбы, вытащил из форели хребет. Рыбий скелет вынулся единым движением, и форель утратила форму. Адвокат ловко отслоил шкурку, выбрал лакомые кусочки, а прочее смел в дальнюю часть тарелки – развалил рыбу, не стало рыбы, только кусочки нежнейшего филе остались. Вот оно как делается, господа! А про что у нас тут речь? Про Ульянова-Ленина?

– Я никого не защищаю, – сказал серый человек, – я сведения собираю… Много вранья кругом. Про красных, про белых… – Сумасшедший даже присвистнул и прикрыл глаза, чтобы передать масштабы дезинформации. – Про демократов…

– А вы правду ищете? Дела судебные изучаете…

– Пристрастие имею к фактам.

– Данные о соседях собираете? – деликатно спросил адвокат, а сам подумал: «Некоторые психи пишут кляузы: то в ДЭЗ про водопровод, то в Верховный Совет про пенсию».

Адвокат доел форель, допил бургундское. Знал бы, что такой сосед попадется, пошел бы на выставку инсталляций группы «Среднерусская возвышенность» – на вернисаже случайных людей не встретишь! Как всякий адвокат, Чичерин ценил свое время: с клиента за столь долгую беседу он мог запросить десять тысяч, а здесь все досталось умалишенному.

Тут, слава богу, подали десерт: шоколадный мусс с шариками ванильного мороженого, и внимание спорщиков переключилось с архивов злокозненных большевиков на поединок мороженого с шоколадом. Было на что посмотреть! Искусство хорошего повара не уступает искусству мастера инсталляций – хоть фотографируй блюдо и вешай фотографию в музее! Холодный белый шарик, окруженный раскаленной коричневой массой, дрожал и таял. Твердый шарик мороженого терял очертания, растекался в лужицу, подобно войскам генерала Корнилова, окруженным в легендарном Ледяном походе красными полчищами. Подобно Белому движению, ванильный шарик держался до последнего, но стихия варварства одолевала героев! Адвокат Чичерин помогал шарику как мог: маленькой десертной ложечкой от отгонял шоколадную лаву от замороженного шарика, а тонкой вафелькой воздвиг своего рода плотину, дабы шоколадное нашествие разбивало о вафельку свои валы. Шоколадный мусс замедлил свой бег, и шарик мог передохнуть. Шансы у мороженого были – адвокат принялся стремительно подъедать мусс с краев, чтобы хоть как-то уравновесить силы. Шоколадное озеро мельчало, и шансы мороженого росли – еще немного продержаться, и победа за нами! Так и былые союзники царской России (то бишь Антанта) посильно помогали Белому движению – высаживали войска в Архангельске, посылали корабли к Одессе, пытались удержать войска дикарей. Так победим! Адвокат аккуратно орудовал ложечкой в шоколадном муссе, и враги редели. Однако стихия неумолима. Вафельная плотина пропиталась горячим шоколадом и осела в блюдечке; в пробоину хлынул расплавленный шоколад, неумолимый и дикий, как Первая конная. Белый шарик стал подтекать, его перекосило, и вот он вдруг завалился на бок, рухнул в шоколадную лужу. Адвокат ужаснулся, он так растерялся, что даже перестал есть, обреченно уронил ложечку. Так и войска союзников внезапно прекратили оказывать помощь белым генералам – отозвали экспедиционные корпуса, оставили Колчака, предали Деникина. А шоколадный мусс воспользовался замешательством адвоката – ринулся на шарик и с другого бока, коричневые волны накрыли мороженое, затопили его вовсе. То, что некогда было хрустально твердым и снежно-белым, – превратилось в коричневатую жижу, а вскоре и вовсе сплавилось в единую массу с шоколадным варевом. Так и белые герои – те, что не успели на пароходы в Севастополе, – растворились в среде дикарей, а постепенно и смешались с толпой, образовали вместе с ней единую субстанцию – советский народ. Sic transit! Адвокат Чичерин утратил интерес к десерту: попробовал на вкус, что же получилось из этой каши, – нет, не то! Ковырнул вафельку-предательницу, но раскисшая вафелька была недостойна его внимания – так вот и интеллигенция, не сумев встать между восставшей стихией и культурным ядром, превратилась в жалкую слякоть. Адвокат оттолкнул от себя блюдечко – ах, если бы столь же легко можно было оттолкнуть от себя Россию с ее гнилой историей!