Книга Консул - Валерий Большаков

– Вопросов нет. Ладно, «действуем по вновь утвержденному плану!»

Тзана, призывно улыбаясь, пересела к Сергию и спросила:

– А меня ты возьмешь с собой?

У Лобанова стало портиться настроение.

– Нет, девочка, – сказал он со вздохом. – Дорога нам выпадет трудная и опасная, оставайся ты лучше дома. Так и мне, и тебе будет спокойней. Я очень боюсь тебя потерять, и, случись что, никогда себе не прощу. Оставайся.

– Ладно, – кротко ответила девушка, и потупила глазки. – Еще не весна…

2

Рим, Альта Семита, дом Пальфурия Суры

Готарз, сын Хвасака, принадлежал к роду Гью, одному из семи знатнейших кланов Парфии. Царь царей Осро Первый, тридцать третий потомок славного Аршака, оказал милость Готарзу, приблизив к себе, одарив землями и титулом батеза.[10]И тут же потребовал отслужить, направив сына Хвасака послом к заклятым врагам парфян – в Рим. Война окончилась, наступило время мира, и шахиншаху надобен был свой человек в стане недавнего противника.

С тех пор минул год, и вместе с пролетевшими днями отпали все страхи Готарза. Римский император Адриан был ласков с послом шаханшаха, положил Готарзу щедрое содержание и поселил на втором этаже многоэтажки-инсулы, принадлежащей вольноотпущеннику Пальфурию Суре.

По всему первому этажу инсулы тянулся ряд лавок, скрытый в тени портика, а ко второму этажу были приделаны лоджии, подпертые консолями из травертинского камня. По пилястрам лоджий и перилам карабкались вьющиеся растения… Определенно, с улицы резиденция посла выглядела весьма респектабельно. Да и внутри было на что посмотреть – одни фрески на стенах чего стоят! А потолок, заделанный позолоченной алебастровой штукатуркой? А мозаичный пол, зимою обогреваемый воздухом, поступающим из подвальных печей? Разве не чудо?

Готарз, вялый и разбитый, выполз из-под одеяла, и ступил на теплый пол, попирая роскошную пышногрудую нимфу на мозаике.

Да, припомнил батез, Плавтия Ургуланилла была не хуже… Матрона наслаждалась изысканными пирожными непристойной формы и распалилась так, что овладела послом царя царей с неистовством Пасифаи. Да-да, не он – ею, а она – им! Готарз поморщился, с трудом ворочая свинцовые слитки мыслей.

…Они смаковали хлеб из пшеничной муки тонкого помола, набивали брюхо гусиной печенкой и трюфелями, выловленной в Таормине барабулькой и жирными пулярками… После жаркого Фортуната сплясала «кордак», ловко изображая пьяницу, а после та… как ее… черненькая и гибкая уроженка Гадеса, исполнила сладострастный танец. Ах, как она приседала, как дико вращала бедрами под стук кастаньет! И до чего же мерзки были эти римляне… О, Ардвичура-Анахита! Рыгать за римским столом в порядке вещей – это оправдывается философами, для коих следование природе – высшая мудрость. А бывший император Клавдий, будто в развитие их учения, издал указ, дозволяющий издавать иные, связанные с газовыделением шумы, от которых даже арабы воздерживаются…

Готарз простонал. Все бы хорошо, вот только зачем он столько выпил старого сетийского вина, столь жаркого, что оно «воспламеняло снега»!

– Ах, моя голова!.. – простонал батез.

И тут сквозь пульсирующую боль прорвался грохот – сухонькие пальчики слуги Фарабахтака легонько постучали в дверь.

– Войди! – страдающим голосом сказал Готарз.

В опочивальню вошел крепкий жилистый старик в парфянских шароварах, эллинском хитоне и в римских сандалиях. Он поклонился и доложил:

– Явился Луципор. Говорит, важные вести…

Решив покориться неизбежному, батез смирился:

– Пусть войдет.

Фарабахтак поклонился и вышел, небрежно кивая гостю. Гость, закутанный в рваный плащ, вошел, часто кланяясь. Отличался он густым рыжим волосом, произрастающим не только на голове, но на худых голенастых ногах, а по бледному лицу были щедро рассыпаны веснушки, почти сливаясь на большом красном носу, который, к тому же, был вздернут сапожком.

– Привет тебе, сиятельный! – искательно улыбнулся Луципор.

– Говори, – вздохнул Готарз.

Раб еще разок согнулся в поклоне и заговорил:

– Ты мне заплатил, чтобы я… того… смотрел и слушал, что там преторианцы болтают. А если я важную весть сообщу, дашь еще?

Батез, припоминая, что он посол, сдержался и уточнил:

– А весть в самом деле важна?

– О, еще как! – с жаром сказал Луципор.

– Выкладывай – и получишь пять денариев.

– Десять!

– Хорошо, десять. Но если весть, принесенная тобой, пустяковая, я велю всыпать тебе десять плетей!

Луципор, волнуясь и торопясь, выложил всё, что подслушал в триклинии Сергия Корнелия.

Готарз до того встревожился, что позабыл о похмелье – вскочил и принялся ходить взад-вперед. Весть действительно была важная. Отсчитав десять денариев, батез подумал – и добавил еще пять.

– Держи, – сказал он, протягивая плату шпиону. – Шныряй за преторианцами повсюду. Узнаешь что-то еще, немедленно сообщи мне! Днем или ночью – не важно. Понял?

– Да, господин, – ответил Луципор, лаская пальцами монеты. – Будет сделано, господин.

– Ступай…

Рыжий раб скользнул за двери – и на пороге тут же застыл Фарабахтак.

– Найди мне ацатана Орода, – распорядился Готарз. – Где бы он ни был, пусть срочно идет сюда.

Старый слуга молча поклонился и вышел.

– Вай, моя голова… – сморщился батез. – Как же некстати ты подводишь меня…

Двумя часами позже Ород Косой, сын храброго Симака, был доставлен пред очи парфянского посла. Ород выглядел как типичный парфянин – невысокий и сухощавый, а острый, с горбинкой нос его словно раздвигал круглые щеки – как у тех крылатых быков с человечьими головами, что сторожили вход во дворец персидских владык. Вокруг пухлых губ курчавилась черная борода, завитая колечками по ассирийской моде, а сросшиеся брови нависали над пронзительными, зоркими глазами, изрядно косящими. Одетый в широченные шаровары и длинный кафтан из тонкой шерсти, с конической бараньей шапкой на голове, Ород выделялся в толпе римлян, но его это лишь забавляло и словно придавало значимости.

Происхождения Ород был незнатного, хотя и приходился дальним родственником одному вазургу – царскому вельможе из рода Каренов. Вазург и пристроил бедного родственника помощником посла.

– Искали, достопочтенный батез? – сказал Косой вкрадчиво, не забывая отвесить поклон.

– Искал, – буркнул Готарз.

Побродив по комнате, словно собираясь с мыслями, он начал с главного:

– Отряд фроменов[11]будет пытаться весною проникнуть в страну Хань, чтобы спасти своего посла.