Книга Елка. Из школы с любовью, или Дневник учительницы - Ольга Камаева

И вот они мои. С пушистыми (чуть не написала «душистыми»; и не соврала бы — действительно как живые!) соцветиями сирени и нежной зеленью на молочной белизне, с золотым ободком по волнистому краю. Тонкие, хрупкие, звонкие — из таких пьют в благородных домах. А чем мы хуже? Вот и грохнула треть зарплаты. За возможность полчаса в день чувствовать себя аристократкой не так уж много.

10 октября

Напросилась к Танюше на урок. Неужели такое еще бывает? Тишина, никакой суеты, дерготни, все спокойно, почти по-домашнему. Будто попала в очень правильный, идеологически выверенный фильм, какие столь умело мастерили лет пятьдесят назад. Ну почему у меня не так?! Почему у всех не так?

Танюша ответила не сразу и с некоторым сомнением:

— Ведь, если скажу, что главное — любить детей, не поверишь?

— Ну это было бы слишком просто, — разочарованно покачала я головой. — Разве я детей не люблю? — Но тут же спохватилась, вспомнив Рубина: — Да и нельзя всех подряд любить. Я что, и хамов с бездельниками должна обожать?

Еще не успела договорить, а уже поймала себя на мысли: еще пару месяцев назад такое разделение мне бы и в голову не пришло.

— А говоришь — «просто»… Умного да пригожего легко любить, ты попробуй глупого… Думаешь, мне было сладко? Тоже расстраивалась, переживала, один раз даже уходить собралась.

— Вы?! — не поверила я. — Из школы?!

— Я. Уже года два проработала, а тут новенький пришел. Умный, но своенравный и дерзкий к тому же. Я ему слово — он мне два. Что на уроке запомнит, с тем на следующий и придет. Учебник никогда не носил. Спрашиваю, почему, а он: больно нужно… Я кипячусь: чтоб завтра же учебник на парте лежал! В общем, нашла коса на камень. Однажды после очередной стычки стою у доски, домашнее задание записываю. В классе тишина, и только руку убрала — как об доску грохнет! Чернильницей запустил, а она тяжелая. Хорошо, что в голову не попал, мог на всю жизнь калекой сделать.

— И?..

— Что «и»? Поняла: в этот раз не изувечили, зато в другой убьют. Я ведь по молодости горячая была, упрямая… А вообще раньше, конечно, проблемы проще решали. Если родителей в школу вызывали — ЧП, а уж если к директору или на педсовет, тогда дело совсем дрянь. Могли по комсомольской линии пустить, собрание устроить, но от этого меньше толку. В крайнем случае в школу рабочей молодежи отправляли. Чего нормальных-то детей маять…

— А с тем мальчишкой что?

— В спецшколу отправили. Раньше не церемонились…

Мы помолчали. Не знаю, о чем думала Танюша, а я прикидывала: сейчас по-другому, сейчас только и делают, что церемонятся. А мне как быть? Ни комсомола нет, ни школ рабочей молодежи. Подозреваю, потому что нет и самой рабочей молодежи.

Танюша словно прочитала мои мысли:

— Знаешь, Леночка, с чего начни… Детей сразу полюбить действительно сложно. Ты дело свое полюби. А через него и остальное придет.

Почти обиделась:

— К каждому уроку готовлюсь, планы пишу…

— Конечно-конечно… — Она примирительно похлопала меня по руке. — Но — не обижайся! — одно дело дежурную отписку на полстранички написать, и совсем другое — действительно понять, что ты хочешь ребенку объяснить, чему научить. Глядишь, и он поймет. А когда люди вместе делом заняты, им не до конфликтов.

Чуть не вылетело: «Что значит дежурную?! И не полстраницы вовсе!» Хорошо, язык вовремя прикусила. Ее учат, время свое тратят, а она, вместо того чтобы благодарить, еще и ерепенится!

— Тот парнишка, что чернильницей запустил, я ведь его лет через двенадцать встретила…

— Прощения просил? — спросила я, почти не сомневаясь в ответе.

— Нет, — поморщилась Танюша от моего радостного ожидания, но решила закончить неприятный разговор: — Сказал, что я ему жизнь искалечила. После детской колонии еще дважды сидел, ни семьи, ни работы… Вот тогда я и хотела уйти из школы, даже заявление написала. Одно спасло: уже несколько выпусков было, да и кое-что понимать начала…

Она вздохнула:

— Поэтому, если не сможешь ладить с детьми, не терпи — уходи. Не порть жизнь ни им, ни себе. Никчемных учителей в школе и без тебя хватает.

Помолчав, добавила:

— А учебник — я потом узнала — у него отец по пьянке разодрал…

12 октября

Сегодня подсмотрела весьма показательную сценку.

Погода отличная, и после обеда я вышла погулять в скверик. Сижу на лавочке, читаю журнальчик. Ребятишки лепят в песочнице куличи, мамаши щебечут поодаль. В общем, идиллия.

Вдруг мальчишка с ревом бежит к матери:

— Катька!.. Со… совок отняла-а-а!

А девчонка жалуется своей:

— Ломка меня за воёсы делнул!

Мамы начинают разбираться, что первично, что вторично, и вот уже доходит до обязательного: «Да вы на своего посмотрите!..»

На самом деле совок оказался случайно затоптан в углу песочницы, а в пылу выяснения отношений пострадала не только Катькина косичка, но и Ромкин нос. Меньше чем через пять минут малыши игрушку откопали, помирились и забыли о слезах и царапинах. А вот мамаши не успокоились. Одна сидела неподалеку, и я слышала, как она рассказывала подошедшей подружке о ссоре «с этой, из третьего подъезда, у которой совершенно невоспитанный ребенок»:

— Ромочка у меня добрый, всегда всем свои игрушки дает… А Катька знаешь какая хитрющая! Она ведь специально совок спрятала, чтобы потом себе забрать. У нас уже столько игрушек пропало…

Подружка согласно кивала, временами поддакивала, и, подозреваю, именно ее поддержка способствовала буйству мамочкиной фантазии.

Вроде ничего удивительного, каждый защищает свое. В том числе с помощью собственной истории. Нет, уже идеологии.

Потому что история — это было так, как было. А идеология — это было так, как хочется.

История всегда одна, а ее интерпретаций — множество.

Вот и попробуй тут не спутать историю с идеологией. Особенно если такой цели не ставишь.

14 октября

Все думала о той мамаше у песочницы и сегодня не удержалась, провела на уроке маленький эксперимент:

— Конечно, это надо было показать вам еще полтора месяца назад, но лучше поздно, чем никогда.

Интрига сработала, и желающие нашлись быстро. Яковлева встала спиной к доске, Зайцев — метрах в двух от нее, спиной к классу.

— Закройте глаза! — скомандовала я. — И не подглядывайте!

Класс замер. Оба добровольца послушно закрыли глаза, и я вытащила из пакета мяч. Обычный резиновый мячик, в экстренном порядке арендованный у Лины. Подняла его так, что он оказался между ребятами на уровне глаз.

— А теперь откройте! Что вы видите?