Книга Желанная и вероломная - Хизер Грэм

А он ранен, истекает кровью. Конечно, кто-нибудь в конце концов наткнется на него, но он ведь может запросто умереть, пока кто-нибудь поможет ему.

Он с трудом открыл глаза и, осторожно поднявшись, огляделся вокруг.

В отдалении виднелся побеленный известью фермерский дом, у парадного входа в который росло множество цветов. На старом дубе висели качели.

Откуда-то издалека еще доносились звуки битвы. Его рота ушла дальше. Сражение переместилось в другое место. Вокруг лежали убитые — парни в сером и, парни в синем.

Он попытался подползти к дому.

Попытка унесла последние силы. Перед глазами все поплыло. Снова стало темно.

Когда он опять открыл глаза, ему показалось, что он умер и, как ни странно, оказался на небесах, потому что склонившаяся над ним не могла иметь никакого отношения к аду.

Она была прекрасна. Ясные серые глаза, золотисто-каштановые, как осенняя листва, волосы. А еще классический овал лица, полные, четко очерченные губы цвета темной розы, изящный прямой носик. Он вдохнул тонкий запах ее тела, как аромат розы.

И вновь потянуло летним ветерком. «Ну вот, значит, снова видение», — с тревогой подумал он.

Но нет, она была вполне реальной — просто ангел во плоти, протянувший к нему руку.

Ее прохладные пальцы осторожно скользнули по его лицу.

Девушка опустилась на землю подле. Так бы глядел и глядел на нее, но глаза почему-то все время слипались.

Красавица осторожно ощупала раненого, потом положила его голову себе на колени.

— Ты дышишь! — прошептала она.

Он попытался привстать, чтобы увидеть ее огромные серо-голубые встревоженные глаза.

Девушка заговорила, и ее мелодичный грудной голос стал для него настоящей музыкой.

Наверное, все-таки он умирал, потому что, даже закрыв глаза, видел ее лицо в лучах заходящего солнца.

— Жив? — спросила девушка.

«Да», — хотел ответить он, но лишь беззвучно пошевелил губами.

— Мэм! — окликнул ее кто-то. — Снова начинается обстрел. Вам лучше вернуться в дом.

— Но, сэр, здесь…

— Всего лишь убитый мятежник, леди! Мертвый офицер конфедератов, от руки которого, возможно, погибло большинство янки.

В общем, он настоящий убийца! Вернитесь в дом, мэм!

Янки! Пусть они считают, что он мертв. Правда, жить ему, вероятно, осталось всего несколько мгновений, так какая разница? Взор раненого вновь затуманился.

Ему захотелось еще разок увидеть эти серо-голубые глаза: экзотические, немного раскосые. И лицо цвета слоновой кости, с нежным румянцем на щеках. И губы…

— Мэм? Боже, Келли?! Келли Майклсон! Господи, да вернитесь же скорее в дом!

— Эрик? — Келли судорожно вздохнула. — Господи, вот уж никак не ожидала увидеть здесь кого-нибудь из знакомых.

Этот человек…

— Этот человек — мертвый мятежник!

Пехотинец-янки сплюнул в сторону, целясь в ногу Дэниела, но промахнулся.

«Бедолага! Нет, парни, не победить вам в этой войне, если даже плевком попасть в цель вы не способны, — подумал Дэниел. — К тому же плюнул в мертвого! Моли Бога, чтобы я не выжил и не встретился с тобой в бою!»

— Келли! Я никогда не простил бы себе, случись что с вами. Грегори перевернулся бы в могиле! Прошу вас, вернитесь в дом и не тратьте время на какого-то мятежника. Просто не верю, что вы к нему прикасались!

Он с трудом поднял ресницы и встретился с ней взглядом.

Заглянул в эти чарующие серые глаза, тронутые серебром под темно-каштановыми ресницами.

Она вскочила, и он головой ударился о землю. Больно! В глазах потемнело, и Дэниел в отчаянии протянул К ней руки.

Черная туфелька девушки легонько ударила его по пальцам…

Ушел его ангел милосердия.

«Ей просто напомнили, что это мятежник», — с горечью подумал он.

Может, оно и к лучшему. По лужайке проходил отряд янки, и ему не хотелось, чтобы его подобрали и переправили в лагерь военнопленных.

Лучше уж пусть сочтут убитым.

Дэниел снова потерял сознание.

Вокруг опять стали рваться снаряды. Откуда-то появились кавалеристы и едва не растоптали его копытами.

В короткие моменты затишья противники торопливо подбирали своих раненых.

Ну а убитые могли подождать.

Последнее, что видел Дэниел, была яркая вспышка в небе.

Он надолго погрузился во тьму.

Когда Камерон снова открыл глаза, вокруг стояла тишина, мирно чирикала какая-то птаха.

Он жив! И может двигаться — он несколько раз сжал кулаки. Потом вытянул ноги, закрыл глаза и отдышался.

Похоже, он в состоянии глотать, открывать глаза, шевелить пальцами и даже ногами.

Безумно хотелось пить. Голова все еще раскалывалась, но уже не так. Он приподнялся, потер шею и медленно повертел головой.

Уже сидя, Дэниел огляделся, Повсюду лежало множество трупов. В сером и синем.

Он посмотрел на дом. Надо двигаться туда.

Бой закончился, но чистой победы не одержала ни та ни другая сторона. И его парни, наверное, погибли, или им пришлось отступить. Иначе они вернулись бы за ним.

Он потер виски, потом умудрился подняться на ноги.

Теперь, покачиваясь, Дэниел озирался по сторонам, и ему казалось, что он остался один в целом мире.

Один в мире мертвых.

Взглянув на дом. Камерон вспомнил девушку с серебристо-серыми глазами и волосами, похожими на солнечный закат.

Нет, он не один.

Его ангел-янки находится где-то совсем близко, в этом доме.

Милая красавица, которая так нежно держала на коленях его голову, пока ей не напомнили, что он враг.

Наверное, скоро появится патруль янки, чтобы подобрать раненых и похоронить убитых. А если удастся, то и схватить какого-нибудь отставшего от своих мятежника, чтобы упрятать его в лагерь для военнопленных.

Дэниел сжал кулаки. Ну нет, он не собирается попадать в плен к янки!

Камерон снова бросил взгляд в сторону дома, и его губы медленно сложились в улыбку — мечтательную, печальную и в то же время решительную.

— Что ж, ангелок, — тихо прошептал он, — похоже, мы скоро встретимся.

Почти бесшумно и очень осторожно раненый начал двигаться к цели. Согнувшись в три погибели, он приблизился к входу.

Вполне возможно, что она держит в доме заряженный дробовик, да к тому же, судя по подслушанному им разговору, явно на стороне синебрюхих.

Пожалуй, разумнее проникнуть в дом с черного хода. Надо явиться совершенно неожиданно и, пока она не опомнилась, дать понять, что он должен остаться в живых.