Книга Тень - Дейв Дункан

— До Аллэбана? — выдохнул Сэлд не веря своим ушам.

Принц испепелил его взглядом.

— Мы отправимся в Найнэр-Фон!

Конечно. Мятежники до сих пор удерживают Аллэбан. Сэлд позабыл не только этикет, но и историю. Осада Аллэбана… властитель Рэнда… королева Мэйала…

Странно, что Оролрон ни разу даже не пытался вернуть Аллэбан. Может, это входит в планы Виндакса — сейчас или когда он взойдет на трон?

— Разведка? — осторожно поинтересовался Сэлд.

— Отчасти, — усмехнулся принц. — Кроме того, герцог Фонский — знатнейший вельможа королевства, и у него есть дочка.

Тащиться в такую даль на свидание!

— И нет сына, — прибавил Виндакс. — Так что если девчонка чересчур зубастая или у нее одна грудь больше другой, женим на ней моего братца, тогда он станет следующим правителем Найнэр-Фона. Но молчок! Вообще-то ее прочат за меня. Посмотрим, сгодится ли она. А сейчас пора на прием.

Сэлду надо бы было расспросить, что потребуется от него: где стоять, когда садиться, сколько вина отпивать на пробу, но мысль о Рэнде завладела всем его существом.

— Сколько продлится путешествие?

— Дней сто, туда и обратно.

Сто дней в воздухе, новая земля, упоительное парение в высоте, исследование воздушных струй, поиск места для посадки — сердце Сэлда от восторга готово было выскочить из груди. Вот это достойная задача для Острого Когтя! Это настоящее приключение. Свободы не вернешь, но такое дело поможет примириться с потерей.

Виндакс неправильно понял волнение Сэлда:

— Не путайся — ты будешь прикрывать меня, но все остальные — тебя.

— Зачем? — спросил Сэлд.

Глупый вопрос.

— Потому что иначе за твою жизнь и выеденного яйца не дашь, — с раздражением ответил принц.

Сэлд сразу ощетинился. Кто-то сомневается в его храбрости? Или в ловкости? Что он хуже остальных? В крайнем случае Острый Коготь сам заметит опасность.

— Острый Коготь в небе — царь и бог, он избежит любой опасности, — начал Сэлд — и запнулся.

Тень не должна уворачиваться от опасности. Эта служба — великая честь, но несущему ее вряд ли суждена долгая жизнь.

На сей раз Виндакс понял его правильно, он кивнул с мрачным удовлетворением и, не сказав больше ни слова, направился к двери.

Вынужденная отлучка принца кончилась. Наследник возвращался к придворным; как всегда, на шаг позади него следовала безмолвная Тень.

2

Человек полагает, а ветер располагает.

Поговорка

— Элоса, Элоса! Вставай!

Элоса протерла глаза и, прищурившись, посмотрела на мать. Джэссайна, прикорнувшая на койке в углу, с криком проснулась.

— Успокойся, глупая девчонка! — цыкнула на нее герцогиня. — Оставь нас одних!

Джэссайна проковыляла к двери и захлопнула ее за собой.

— Я не слышала, чтобы ты стучалась, — заметила Элоса.

— Вполне вероятно, что я забыла постучаться, — согласилась ее мать. — Накинь шаль и ступай со мной. Это очень важно.

Важной в Найнэр-Фоне сейчас могла быть лишь одна вещь.

— Есть новости от принца?!

— Да! Поторопись.

Герцогиня явно не собиралась вдаваться в объяснения. Элоса поднялась с выражением оскорбленного достоинства на лице. Тусклый свет, серые каменные стены и потрепанный ковер отнюдь не улучшили ее и без того пасмурное настроение. Двумя днями раньше Элосу выселили из ее собственной комнаты, более просторной, уютной и с окнами на солнечную сторону. Ей плохо спалось в темноте; отец строго соблюдал церковные предписания и следил, чтобы после отбоя все шторы в замке были плотно задернуты. Но еще девчонкой, стоило родителям выйти из детской, Элоса прокрадывалась к окну, открывала шторы, и солнце вновь заливало комнату.

Девушка закуталась в синюю вигоневую шаль, лежавшую под рукой — на стуле около кровати, уселась перед зеркалом и принялась расчесывать волосы. Обычно этим занималась Джэссайна. Элоса надеялась, что выведет мать из себя и заставит раскрыть карты, но герцогиня молча отошла к окну. Унылая, угловатая, в грязно-коричневом платье… Элоса не переставала удивляться, что отец нашел в этой женщине — слишком высокой, тощей, плоской как доска, с бесцветными волосами, вечно чем-то расстроенной. А может, такой она стала только в последнее время?

Сама Элоса унаследовала блестящие черные волосы отца и его ладную фигуру прирожденного летуна. Совсем крошечная, в кожаном летном костюме она напоминала мальчика. Элоса гордилась этим: такие фигуры были в моде среди аристократии, а она происходила из высших ее слоев. Мать девушки, напротив, была из захудалого графского рода.

— Сегодня на солнце я видала орла, — пробормотала герцогиня. — Не к добру это.

— Просто у тебя печень не в порядке, а то увидала бы лук или швабру, — возразила Элоса, отбрасывая в сторону щетку. Возня с волосами не подействовала.

— Так объяснишь ты наконец, в чем дело?

Герцогиня шагнула к двери, постучалась и открыла ее. Элоса поморщилась. Мало того, что ее выгнали из комнаты и заставили спать вместе с Джэссайной, передняя, в которой раньше жила служанка, теперь была занята, и занята мужчиной. Чтобы попасть к себе или выйти, Элоса была вынуждена проходить мимо него.

По крайней мере он успел проснуться и одеться.

Сэр Укэррес с трудом поднялся им навстречу, тяжело опираясь на трость. Он был слеп на один глаз, и эта перекошенная сторона морщинистого цвета охры лица придавала ему насмешливый вид. Древний, как Ковчег, сенешаль Укэррес, их дальний родственник, взял на себя подготовку к приему наследного принца. Герцогиню же из-за ее скверного характера и расстроенных нервов вовсе освободили от этого утомительного занятия.

— Элоса! — просипел Укэррес. — Извини, пожалуйста, за беспокойство. Нам тоже очень неприятно тревожить тебя в столь ранний час.

— Ты что, целый день будешь держать его на ногах? — осведомилась герцогиня.

— Я думала, что хозяйка тут ты, — огрызнулась Элоса. — Садитесь, пожалуйста, дядя, а я устроюсь здесь. — Она присела на край кровати.

Старик с облегчением опустился на стул. Герцогиня вновь отошла к окну и уставилась в пустоту.

Укэррес положил обе руки на ручку трости и уставился в пол. Похоже, он не знал с чего начать. Элоса заметила, что на плиточный пол передней даже не позаботились постелить ковер.

— Элоса, дорогая, — наконец заговорил Укэррес, — скоро тебе исполнится семь тысяч дней. Могу ли я говорить с тобой как со взрослой? Потому что речь пойдет об очень серьезных, очень взрослых вещах. Мы рассчитываем на твое благоразумие.

— Ну конечно же, я оправдаю ваше доверие, дядя.