Книга Остров Корфу – последний бастион Византии - Евгений Викторович Старшов

достояния сиракузян». Когда Архий затем отплыл в Сицилию, он оставил Херсикрата из рода Гераклидов с частью своих людей помочь заселить современную Керкиру, прежде называвшуюся Схерией. Однако Херсикрат изгнал занимавших остров либурнов, сам заселил его, а Архий высадился в Зефирии. Там он нашел каких-то дорян, прибывших из Сицилии и отставших от тех, кто основал Мегару. Архий принял их к себе и вместе с ними основал Сиракузы».

Итак, есть основания утверждать, что исконными жителями Керкиры были либурны, отважные моряки и пираты – Секст Юлий Фронтин (ок. 30—103 гг. н. э.) в своем трактате о военных хитростях «Стратегемы» описывает такую проделку либурнов: «Либурны, занимая мелководье, выставили из воды только головы, внушив таким образом неприятелю представление, что там – глубокое место; преследовавшая их трирема села на мель и была захвачена»; в римском флоте был тип легкого боевого корабля под названием либурна, изобретение которого приписывалось этому народу. Страбон не совсем точен, «сменяя» их напрямую коринфянами. Была историческая эпоха – весьма непродолжительная, может, ее лучше даже назвать историческим моментом, в VIII в. до н. э. – когда Керкиру колонизировали жители города Эритры, что на острове Эвбея (греческий историк Катерина Канда-Кицу датирует эвбейскую колонизацию 775–750 гг. до н. э.). Единственный дошедший до нас античный источник, подтверждающий этот факт – работа Плутарха (ок. 46 – ок. 127 гг. н. э.) под названием «Греческие вопросы», где сказано: «11. Кто такие «испращенные»? Эретрийцы колонизовали остров Керкиру, а когда Харикрат приплыл с войском из Коринфа и победил их в бою, они взошли на корабли и отправились на родину. Однако соотечественники, прослышав о случившемся, не пустили их в Эретрию и не давали сойти на берег, бросая из пращи камни. Не имея возможности ни убедить, ни осилить многочисленных и неумолимых сограждан, они отплыли во Фракию и заняли там место, где раньше будто бы жил Мефон, предок Орфея, и город свой назвали Мефона. А соседи прозвали переселенцев «испращенными». Частично это подтверждает тот же Страбон, упоминая, что на Керкире была местность под названием Эвбея. Свое поселение первые колонисты основали близ бывшей гавани Хилеан Старой Керкиры (ныне – озерцо-лагуна Халикиопулос близ аэропорта; вторая гавань античного города Керкира, названная в честь полумифического царя Алкиноя, ныне обратилась в сушу).

Описанное Страбоном поселение коринфян на Керкире относится к 734 г. до н. э. Изгнав эвбейцев, они обосновались на месте их поселения, впоследствии расширив его на современный полуостров Канони. Благоприятное географическое положение, о котором уже не раз был упомянуто ранее, не только привело к быстрому обогащению керкирян через торговлю, но и рождению мощного флота, что вполне логично. В довольно скором времени Керкира сама начала осваивать эпирское побережье, обустраивая колонии. Такой экономический подъем, с одной стороны, подстегивал в Коринфе алчную страсть поживиться за счет столь внезапно разбогатевшей «дочки», но у той в свою очередь оказался весьма строптивый нрав, и корыстолюбивая назойливая опека «матери» была ей вовсе не нужна. «Отец истории» Геродот (ок. 484 – ок. 425 гг. до н. э.) прямо пишет: «С тех пор как коринфяне основали поселение на острове Керкире, они, несмотря на племенное родство, жили в постоянной вражде с керкирянами». 660 или 680 годом до н. э. датируется Фукидидом (ок. 460 – ок. 400 гг. до н. э.) первое военное столкновение флотов Керкиры и Коринфа, примечательное тем, что это была первая «классическая» морская битва греческого междоусобия: «Древнейшая морская битва, как нам известно, произошла у коринфян с керкирянами (а от этой битвы до того же времени (т. е. Пелопоннесской войны 431–404 гг. до н. э. – Е.С.) прошло около двухсот шестидесяти лет)». Геродот предлагает нам следующий рассказ об одном из первых конфликтов Керкиры с Коринфом, связанных с именем коринфского тирана Периандра (ум. в 527 г. до н. э., правил с 627 г. до н. э.); для связности рассказа фрагменты повествования Геродота будут расставлены в иной последовательности, нежели у достопочтенного древнего автора.

«Когда Периандр убил свою супругу Мелиссу, то, кроме этой беды, поразила его еще и другая. Было у него от Мелиссы двое сыновей семнадцати и восемнадцати лет. Дед их по матери Прокл, тиран Эпидавра, вызвал юношей к себе и обласкал их (как это и естественно, ведь они были детьми его дочери). При расставании, провожая их, дед сказал: «Знаете ли вы, дети, кто умертвил вашу мать?» Старший юноша вовсе не обратил внимания на эти слова, а младший, по имени Ликофрон, принял их так близко к сердцу, что, возвратившись в Коринф, не здоровался с отцом, как с убийцей матери, не говорил с ним и не отвечал на его вопросы. В конце концов Периандр распалился на сына страшным гневом и изгнал его из дома. А, изгнав [младшего] сына, Периандр стал расспрашивать старшего, о чем с ними говорил дед. Тот рассказал отцу, как ласково с ними обошелся дед, а о словах Прокла при расставании не упомянул, так как не понял их смысла. Периандр же возразил на это: невозможно, чтобы дед не намекнул им на что‐нибудь, и продолжал настойчиво расспрашивать сына. Наконец юноша вспомнил и передал ему слова деда. Периандр же понял смысл и пожелал в полной мере показать сыну строгость. Он послал вестника в дом, где жил изгнанный сын, и запретил [хозяевам] принимать юношу. Теперь, куда бы ни приходил Ликофрон, отовсюду его прогоняли, так как Периандр грозил [карой] людям, приютившим сына, и приказывал изгонять его. Так вот, постоянно гонимый, он, наконец, пришел в дом друзей, которые хотя и со страхом, но все же дали ему приют, как сыну Периандра. В конце концов Периандр повелел объявить через глашатая: всякий, кто примет [в дом] его сына или будет говорить с ним, должен уплатить священную пеню (определенную сумму денег) в святилище Аполлона. Поэтому‐то никто не желал больше говорить с изгнанником или давать ему приют в своем доме. Да и сам Ликофрон уже не пытался больше склонить кого‐нибудь к нарушению отцовского приказа, но терпеливо выносил свою участь, скитаясь под портиками Коринфа. На четвертый день [после этого] Периандр увидел сына, немытого и голодного, и сжалился над ним. Подавив свой гнев, тиран подошел к Ликофрону и сказал: «Сын мой! Что тебе милее: твое нынешнее положение или власть и богатства, которые теперь мои, но будут твоими, если ты подчинишься отцовской воле? Ты, сын мой, наследственный владыка «блаженного» Коринфа, избрал, однако, жалкую жизнь нищего, восстав в гневе на того, кто менее всего должен вызывать твой гнев. Если, действительно, случилась у нас беда, из‐за чего ты питаешь подозрение, то это также и моя беда: меня она касается ближе всего, потому что я ее виновник. Но теперь, когда ты изведал, насколько лучше возбуждать зависть, чем сожаление, и что такое распалиться гневом на родителей и на владык,