Книга Помещик Пушкин - Павел Алексеевич Щеголев

и 1824 годах и в которой мы находим начало «Онегина». Набросок начинается с самого верха страницы, так что хронологической связи с предшествующими страницами, при пушкинском беспорядке в пользовании тетрадями, устанавливать не приходится. Отметим, что III занимает левую сторону тетради, и если отвернуть этот лист, то на обороте листа 43 увидим отрывок «Все кончено: меж нами связи нет», а за ним, на этой же странице, начинается и заканчивается на следующей странице (44 пер.), занимая ее всю, черновик того письма к Бестужеву, которое в беловом помечено 8 февраля 1824 года. Если бы Пушкин заполнял листы тетради 2369 по порядку, то тогда было бы возможно заключить, что III занесено в нее не раньше 8 февраля 1824 года. По своей внешности стихотворение на л. 44 об. представляет редакцию, уже выработанную с некоторыми поправками в отдельных стихах, и совершенно не напоминает тех черновиков, которые современны моменту возникновения самого произведения. Стихи имеют заглавие «К. М. А. Г.» Надпись эта, как нам кажется, сделана не в одно время с текстом и, быть может, не рукою Пушкина. Но Анненков, упоминая об одном, сделанном Пушкиным списке стихотворений до 1826 года включительно, говорит, что в нем обозначена словами: «К кн. Гол.» известная его пьеса «Давно о ней воспоминанье».

Пушкин не поместил III в собрании своих стихотворений ни в 1826-м, ни в 1829-м годах, но при жизни его оно появилось в изданном В. Н. Олиным альманахе «Карманная книжка для любителей русской старины» на 1830 год (стр. 30–31) с следующим заглавием: «Кн. Голицыной, урожденной Суворовой» и с пометой под стихотворением «1823. Одесса». Вот текст III.

Давно о ней воспоминанье

Ношу в сердечной глубине;

Ее минутное вниманье

Отрадой долго было мне.

Твердил я стих обвороженный,

Мой стих, унынья звук живой,

Так мило ею повторенный,

Замеченный ее душой.

Вновь лире слез и хладной скуки

Она с участием вняла —

И ныне ей передала

Свои пленительные звуки…

Довольно! в гордости моей

Я мыслить буду с умиленьем:

Я славой был обязан ей,

А, может быть, и вдохновеньем.

Первый и важнейший вопрос — на каком основании относит Гершензон все три стихотворения к княгине Голицыной? Но оснований Гершензон не разыскивал, а положился на авторитет издателей. Правда, он бросил несколько слов о некотором тождестве содержания I и III и о хронологической нераздельности I и II, но не потратил времени на развитие этих соображений. Нам придется коснуться их при анализе содержания этих трех пьес. Сейчас же мы останавливаемся исключительно на объективных фактических основаниях для приурочения всех трех пьес к княгине Голицыной. Мы вправе обратиться за ними к Лернеру. Во 2-м издании «Трудов и дней Пушкина» (стр. 69) он относит I и II к княгине Голицыной на том основании, что… их относит к ней Морозов в своем издании. А у Морозова находим категорическое указание на то, что I и II писаны к Голицыной, без всяких дальнейших разъяснений. В новейшей своей работе — в примечаниях к сочинениям Пушкина в редакции Венгерова — Лернер выдвигает приурочение I и II к Голицыной, как собственное мнение, и обставляет его аргументами.

Из приведенных выше данных о рукописях и изданиях I–II–III видно, что бесспорно присвоение княгине Голицыной одного III. И при жизни Пушкина оно было напечатано с полной ее фамилией, и в черновой тетради имеет в заглавии инициалы «М. А. Г.», и в собственноручном перечне Пушкина оно помечено «К кн. Гол.». Сомнений тут не может быть, и вопрос идет только о I и II. Но для приурочения I и II к княгине Голицыной мы не находим решительно никаких данных ни в истории их рукописного и печатного текста, ни в истории традиции, ибо они не были относимы к ней ни в издании сочинений, выпущенном наследниками или, вернее, опекой, ни в последовавшем за ними издании Анненкова, ни во всех изданиях Геннади. Впервые в текст сочинений Пушкина с именем Голицыной были внесены I и II покойным Ефремовым в 1880 году (3-е издание Я. А. Исакова). Покойный Ефремов, при всех своих заслугах по изданию русских писателей, все же был только любителем и не имел ни научной подготовки, ни критического чутья, заменяя по временам эти свойства чрезмерным — даже до удивления — апломбом и догматизмом. Он внес немало совершенно произвольных мнений по вопросам текста, хронологии и даже биографии поэта. К сожалению, до самого последнего времени в пушкиноведении выдаются за положительные данные такие утверждения, которые по расследовании оказываются всего-навсего домыслами Ефремова. Именно так стоит дело и в нашем случае.

Лернер, признав правильным отнесение I и II к Голицыной, доказывает мнение Ефремова следующим образом: «Из слов самого Пушкина, который, подготовляя в 1825 году сборник своих стихотворений, писал 27 марта брату: «Тиснуть еще стихи Голиц.-Суворовой; возьми их от нее», можно видеть, к кому относится элегия (I), действительно появившаяся в издании 1826 года». В этом выводе и дала себя знать однокрылость увлеченного фактического исследователя. Вот вопрос, на который Лернер, конечно, не может дать ответа: откуда же ему известно, что Пушкин имел в виду стихотворение I или II, а не какое-либо другое? Какое же это доказательство, что I и II напечатаны в издании 1826 года! Ведь решительно ничто не мешает нам думать, что тут речь идет о III или даже, может быть, и другом, нам не известном. Но не станем предполагать существования неизвестных нам стихотворений Пушкина и останемся в кругу дошедших до нас. Мы считаем вполне достоверными следующие положения: 1) в письме к брату Пушкин говорил именно о III стихотворении, хотя оно и не появилось в издании 1826 года, и 2) Пушкин ни в коем случае не имел в виду ни I, ни II. Для того чтобы перед нами обнаружилась правильность этих утверждений, надо только вспомнить историю появления в печати первого издания стихотворений Пушкина в 1826 году.

Об отдельном издании своих стихотворений Пушкин начал думать с 1819 года. В 1820 году Пушкин «переписал свое вранье и намерен был издать его по подписке», но рукопись эту он проиграл Всеволожскому. Последний не осуществил своего издательского права. Пушкину пришлось выкупать у него эту рукопись, когда он приступил, будучи уже в Михайловском, к изданию своих стихов. Брат Лев Сергеевич добыл рукопись только в марте 1825 года. Пушкин 14 марта из Тригорского писал ему: «Брат, обнимаю тебя и падам до ног. Обнимаю также и Аристарха Всеволожского. Пришли