Книга Птичка в клетке или Клетка с птичкой - Нинель Лав
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она называла его Ланселот, и это ему нравилось — еще ни одна женщина не называла его «мой герой» и «милым, славным рыцарем»…
— Почему ты называешь меня Ланселотом? — спросил Валентин, сажая на колени свою возлюбленную.
— Ну, как же, — удивилась Кира его недогадливости, — ты появился тогда в квартире Павла, как странствующий рыцарь в помятых доспехах и окровавленной футболке…
— Нет, нет, футболку я переодел, — не согласился Валентин, пытаясь поцеловать Киру в шею.
— Я тебя запомнила в окровавленной футболке… — уточнила Кира, не очень-то сопротивляясь его поцелуям.
— Влюбилась ты в меня в окровавленной футболке, — настаивал Валентин и Кира сдалась:
— Ладно, ладно, признаюсь: ты мне понравился.
— Очень?
— Очень… не перебивай! Так вот, ты явился в квартиру, как рыцарь и всех нас спас от этого грабителя и не попросил награды. Ты мой герой — поэтому ты «милый, славный рыцарь Ланселот»!
— Ну, что я «славный» это понятно, а почему «милый»? — расплываясь в довольной улыбке, продолжал спрашивать посвященный в рыцари Ланселот.
— Потому что ты… — она нежно погладила его по щеке и так же нежно поцеловала в губы, — большой и глупый — несколько дней мне не звонил, а я ждала…
С ее неопытностью в сексе она давала ему много больше, чем опытные партнерши, умеющие быстро возбуждать, беспрекословно подчиняться и удовлетворять любыми способами, научила быть ласковым, а не грубым, и настойчивым, а не жестким с партнершей, самому получать удовольствие от ласк (не только мужского достоинства)… они могли разговаривать о чем-нибудь, а ее пальчики «бродили» по его телу в поисках эрогенных зон, «чеша» за ушком, обводя соски, нежно «погружаясь» во все «дырочки» и изучая и наглаживая все «выпуклости»… А он, как развалившийся на спине и млеющий от почесываний котяра, подставлял брюшко (и не только) и просил «почесать (и не только) за ушком» посильнее и поэнергичнее… Наконец-то, в свои тридцать с хвостиком он «узнал», что женщина тоже человек! и хочет ласк и красивых слов до и после секса! и что тоже хочет получать удовольствие от близости с мужчиной! (а не так: грудь помял, соски пощипал, по попке похлопал — сунул-трах-трах-трах-(хорошо если так, а то просто — трах) — вынул — свое дело справил и на выход). В общем, он много интересного узнал о женщинах (например, что грудь не надо мять, как тесто, а сначала нежно, а потом энергично ласкать и слегка сжимать «беря в руки», что соски не надо щипать, а посасывать, и «дразнить» языком, и легко сжимать двумя пальцами — от этого женщины заводится и становятся страстными), а раньше он об этом совсем не задумывался…
Летели минуты, часы, дни, а им было все так же хорошо вместе, как в первый «безумный» день их страстного романа.
Страсть их не угасала, но уже не так безоглядно затуманивала и кружила голову непреодолимым желанием обладать друг другом, как в первые дни, они более спокойно стали относиться к вынужденным расставаниям и больше доверять друг другу, чтобы не терять драгоценное время «любви» и омрачать ревностью их встречи.
Июль заканчивался, и Валентин все чаще задумывался о том, что будет дальше с их отношениями — дочери и родители Киры скоро вернутся, и она уже не сможет уделять ему столько же времени, как сейчас, и если они хотят быть вместе, то надо что-то решать, но Кира даже слышать об этом не хотела — жила одним днем, не задумываясь о будущем.
К тому же, у него очень осложнились отношения с его другом и начальником Павлом Шубиным — Валентин руководил агентством на время болезни Павла и его лечения в Германии, а что будет дальше, когда тот вернется, он не знал: похоже, Павел серьезно ревновал к нему «свою бывшую» и считал его предателем…
Они «прятались» от всех на ее дачке под Солнечногорском, называя «нейтральной территорией», на которой случались серьезные разногласия (не в сексе — здесь у них было все «восхитительно» — по ее словам)…
Разговор о Шубине с Кирой чуть не закончился настоящей ссорой, и Валентин решил больше не обсуждать эту тему — пусть Павел сам разбирается в своих отношениях.
— Давай поговорим, — расслабленно предложил Валентин, закидывая руки за голову.
Потянувшись, как кошка, Кира закрыла ему рот ладонью и затрясла головой, поудобнее устраиваясь у него на плече.
— Хватит пустых разговоров, я выбрала тебя и мне все равно кто что говорит.
Мужские губы под ладонью дрогнули, расплываясь в улыбке. Валентин поцеловал мешающую разговаривать ладонь и переложил ее к себе на грудь.
— Давай поговорим, — настаивал он.
Но Кира накрылась с головой простыней и, зажав уши руками, громко запела:
— «По ниточке, по ниточке ходить я не желаю. От ныне я, от ныне я — жива-а-я»!
Она не хотела больше говорить о Павле Шубине.
В прошлый раз, когда Валентин завел разговор о ее бывшем женихе (пятнадцать лет прошло, а они все «бывший жених» — она была замужем долгих пятнадцать лет, у нее двое детей, а они все о прошлом: «Ты же его любила»!), они чуть не поссорились.
…- Он же не виноват, что ваша свадьба не состоялась, — как мог защищал Валентин своего друга. — Это его мать постаралась…
— И чё? — Кира встала в позу соседки Татьяны Ивановны — «руки в боки». — Мне ему что в ножки теперь поклониться? Или памятник поставить? Не виноватый он! Что же он не пришел ко мне, когда вернулся, не рассказал, что случилось? Не объяснил все? Струсил?
— Ты вышла замуж.
— И чё? — Кира заметалась по комнате, опрокидывая стулья. На шум прибежал Ларион, но она только топнула на него ногой, что случалось очень редко, и пес послушно потрусил по лестнице вниз подальше от хозяйского гнева. —