Книга Господин следователь - Евгений Васильевич Шалашов

был далеко не беден.

Еще меня удивляли люди, постоянно попадавшиеся в доме и во дворе. Потихонечку стал осознавать, что из мужской прислуги у нас имеется конюх, два кучера (на кой два-то?), садовник, сторож и дворник-истопник. Еще в доме обитает Степан, исполняющий обязанности отцовского камердинера, кухарка, посудомойка и две горничные. И куда нам столько? А горничные — это не хрупкие юные красавицы, как показывают в фильмах, а две дебелые тетки, не стесняющиеся заходить в мою комнату с утра пораньше. Я пытался повозражать, но одна — Ксения, вытаращила глаза и заявила — мол, она меня в детстве купала, поэтому вряд ли увидит что-то новое для себя. Вот если у Ванечки появится жена, тогда конечно, она в комнату не зайдет. Пожаловаться маменьке? Но это как-то неловко.

М-да, никак бы не подумал, что когда-нибудь стану «мажором». Конечно, и в том мире, что я покинул, мой родной отец был не самым маленьким чином, но поверьте на слово — полковник российской армии, пусть и в статусе заместителя командира дивизии, это совсем другое, нежели вице-губернатор и действительный статский советник. В Российской империи генералов — и военных, и гражданских, было гораздо меньше, чем в РФ.

Но это я так, к слову.

Тот, кто в этом мире является моим батюшкой — ну, отцом хозяина моего тела (тьфу, как громоздко, но вы меня поняли), уехал в Санкт-Петербург. Как я понимаю — решать мою дальнейшую судьбу. Отец со мной уже провел короткий разговор — мол, коли я математике учен, не хочу ли я в канцелярию губернатора? Или в губернское земство, в статистический комитет? Потом сам же и передумал — дескать, подальше надо законопатить, не в губернский центр.

Возражать против уезда я не стал. Какая разница? А вот заниматься цифрами категорически отказался. Попросил, чтобы службу мне отыскали не связанную с математикой. Нет, мне бы что-то такое, гуманитарное.

Отец похмыкал и пообещал — дескать, какое место будет вакантным, туда и отправят.

А я был оставлен дома, почти что под домашним арестом. Почти — потому что выходить в город мне все-таки разрешали, но не дальше Торговой площади и Софийского собора. Да я пока и сам не рвался куда-то бежать. Вон, вчера наткнулся на пожилого чиновника (судя по мундиру) который долго тряс мою руку, интересовался успехами в университете, и поведал, как он гордится тем, что его ученик показывает такие выдающиеся способности в арифметике!

Я догадался, что встретился с кем-то из своих бывших преподавателей. И что сказать-то? Поэтому только беспомощно улыбался и отвечал односложно. Мямлил, говорил, что без его наставничества я бы не стал студентом. Это у меня-то способности к математике? Да их у меня отродясь не было! Самое большое достижение — таблица умножения, и то путаюсь, когда требуется умножить семь на девять. Не то пятьдесят четыре, не то еще как-то. В школе было чуть-чуть получше, но там деваться некуда. Когда сдавал ЕГЭ, то с грехом пополам вытянул на минимальный балл. Теперь же, по истечении десяти с половиной лет, прошедших от выдачи мне аттестата, со знаниями вообще беда. Чем отличается синус от косинуса, а тангенс от котангенса не вспомню, равно как не пойму — а на кой-они вообще нужны?

Но к счастью, бывшие учителя или сокашники по гимназии попадались нечасто.

Но опять-таки, прежде чем пускаться в город и оглядывать Новгород (кстати, не Великий, как у нас) мне пришлось исследовать свой собственный дом. Это тот Иван Чернавский тут вырос и знает каждый закоулок, а мне пришлось действовать, словно разведчику, проникшему в логово врага. Вон, как мне было отыскать свою собственную комнату? Еще хорошо, что я правильно предположил, что на первом этаже располагается хозяйственные помещения, гостиная, кухня и столовая, сократив количество этажей для поиска вдвое.

На Торговую площадь я сходил всего один раз. Поглазел, приценился к разной хрени, вроде антикварных вещиц, но так ничего и не купил.

Святая София очень понравилась. Ну, еще бы не понравилась. Кажется, выглядит даже лучше, чем в мое время. И рассмотрел-таки Магдебургские врата, потому что раньше как-то времени не было ходить и разглядывать жанровые сцены, которые когда-то отливали неизвестные мастера.

Кто в моем времени задумывается — чем писать? Ну да, в большинстве своем люди не пишут, а если и пишут, то стучат на клавиатуре. Но все-таки авторучка еще не умерла. И большинство видели и чернильницы, и перьевые ручки. В музее, скажем. Ну, старшее поколение видело такие в сберкассах. Отец (родной) рассказывал, что пользовался подобной ручкой, когда отправлял телеграммы или заполнял извещение на почте.

Но как обмакнуть стальное перышко в чернила и донести до листа, чтобы не посадить кляксу? Искусство, однако. Но что порадовало, так это то, что мой почерк был неотличим от почерка моего хозяина тела. Специально сравнивал свои письмена с конспектами. Странно. В той жизни у меня был совсем иной почерк, гораздо хуже. Может, специалист-графолог и отыщет отличие, но мне самому оно не заметно.

Так что занятие мне нашлось на целых два дня. Тренировался. Поначалу листы представляли одну сплошную кляксу, потом научился. Перевел дух. Но ненадолго, потому что теперь пришлось набираться терпения и изучать — что и как писать? В теории-то я помню о реформах алфавита. О том, что большевики поотменяли кое-какие буквы. Но нынче не восемнадцатый год, а тысяча восемьсот восемьдесят третий. Придется писать с ятями, ерами и радоваться, что Петр Великий отменил юс большой и юс малый, а также еще что-то. Не помню.

Ять и ер. Оказывается, я их постоянно путал. Ер (пишем так — еръ) — это всего-навсего твердый знак, что ставится в конце слова, оканчивающегося на согласную, а ять — это почти, как наша е, но пишется как мягкий знак с перекладиной — ѣ. Но где и как ее ставить — сплошная головная боль. Хоть учи все слова наизусть.

Без проблем удалось разобраться с буквой i, которая с точкой. Ее следует ставить перед гласной буквой. Ну, простой пример — газета «Новгородскіе губернскіе вѣдомости». Это я так изначально прочел. Правильно будет — Новгородскiя.

Если я в этом времени стану министром просвещения, то устрою, нафиг, реформу русского языка и повыкидываю те буквы, с которыми у меня путаница.

Глава четвертая

Хозяйка гостиницы

Отстал я от жизни. Или жизнь от меня отстала. Я-то думал, что можно добраться на поезде до Санкт-Петербурга, а оттуда, поездом