Книга Эпоха Древних - Замиль Ахтар

страшнее. Не заставляй меня это доказывать.

– От твоего клинка я умру только раз. Это лучше, чем бесконечные смерти там, наверху.

Я занес руку, чтобы воткнуть меч в шею верблюда, прежде чем они успеют сбежать. Но тут небо вспыхнуло, словно кровавое облако пронзила молния.

Все посмотрели наверх.

Облако раздувалось. Оно дышало. Оно расширилось на многие мили, крики становились все громче, и дымка быстро понеслась вниз.

– Начинается! – выкрикнул Томус. – Спаси нас, Архангел!

Большинство закованных в доспехи легионеров стояли и с молитвой на устах смотрели на опускающееся кровавое облако. Но для некоторых вид маслянистых щупалец с ползающими по ним глазными яблоками оказался непереносим. Они бросились врассыпную по песку, как будто это могло их спасти.

Сам я был предупрежден об этих ужасах. О том, что может наколдовать Несотворенный, находясь вне пределов времени и творения. Я даже видел это в своих молитвах. Я смотрел, не отводя глаз, как нас окутывает красный туман, сгущаясь до удушливого дыма.

На мгновение все крики и молитвы стихли. Все стало безмолвным.

Все стало неподвижным. Я стоял один в кровавой дымке, скрывавшей нижнюю половину тела. Вдруг холод пробрал меня до костей, я содрогнулся, а в нос ударила вонь расплавленной меди и жуткой гнили.

– Так вот оно что, – сказал я. – Не такой и ужас. Пусть это пройдет. Во имя Архангела, пусть пройдет.

Облако начало рассеиваться, и мы оказались в каком-то другом месте.

1

Кева

Я уже смотреть не мог на проклятую пустыню. Возненавидел не столько ее песок, сколько ясность ее небес. Небо смотрит на тебя сверху вниз, точно так же, как ты глядишься в него, бесстыдно, словно обнаженная танцовщица. В чем-то эта пустыня была моим зеркалом, ее голое коричневое пространство походило на мое сердце. А кустарники, растущие из песка и жаждущие воды, – на прорастающие во мне нежеланные чувства.

В основном чувства гнева и сожаления. Потому что всего несколько лун назад здесь, в пустыне Зелтурии, я завоевал преданность Марады, султанши маридов. А в другой пустыне она погибла, была уничтожена ангелом Маротом, и теперь мариды со мной больше не связаны. Я бессилен как никогда.

Из всех джиннов только Кинн остался на моей стороне. Я велел ему присмотреть за местностью и следить за мной с высоты. Я сказал ему предупреждать меня об опасности только в случае крайней необходимости, чтобы та, с кем я собирался встретиться, его не увидела, а я не лишился еще одного преимущества.

Пустыня не пожаловала меня даже самым маленьким ветерком, а впрочем, даже ветерки у нее были горькими и забрасывали песком рот и глаза. Зато она одарила меня тишиной, своей самой приятной песней. Еще пустыня наградила меня своим лучшим благословением – плавной ездой. Теперь мне приходится ценить каждую мелочь.

Я заметил разведчиков. Они маскировались неплохо, бурые кафтаны совпадали цветом с песком и почвой. Но их выдало солнце, отражавшееся от макушек белых тюрбанов. Я проигнорировал их появление и продолжал подгонять своего верблюда вперед, легонько постукивая тростниковой палочкой, а тот все жевал свою жвачку.

Вот он – шатер посередине оазиса. Привязанные к пальмам верблюды лениво пили воду из мелкого пруда, усыпанного листвой. Я привязал своего с ними рядом, похлопал по спине, и он склонился, чтобы пощипать траву. Дуновение прохлады от земли и напоенного водой камыша освежало.

Шатер был украшен бордовыми и черными полосами в абядийском стиле. Шагнув за полог, я ступил на жесткий шерстяной ковер. На полу лежали подушки для сидения из простой ткани, курильница для благовоний источала запах ладана.

В глубине шатра, скрестив ноги, сидела Сира. Точнее, султанша Сира, как она себя называла. Справа от нее стояли два силгизских воина, а слева – два йотрида, все в кольчугах и шлемах, с ятаганами и кинжалами. А у меня был лишь ятаган, но я наточил его этим утром.

Сира не надела повязку, и ее черный глаз выглядел темной бездной. Увидев меня, она словно очнулась ото сна. Она медленно встала, опираясь на посох из кипарисового дерева, стряхнула пыль с кафтана цвета сапфира, потом пригладила непослушные пряди кудрявых, черных как вороново крыло волос.

Она откашлялась – хрипло, как будто наглоталась песка.

– Пришел наконец.

Я вздохнул чуть тяжелее, чем обычно. Непросто было смотреть ей в лицо. Я почему-то питал слабость к женщинам вроде нее. К тем, что не раз причиняли мне боль.

И чтобы замаскировать эту боль, я выпрямился и наконец позволил себе почувствовать гнев. Я дал ему прорасти из сердца и подняться выше акаций в лесах у Костаны.

– Решила избавить меня от хлопот? – спросил я.

– О чем ты?

– О том, чтобы нестись в Кандбаджар и выбить этот твой глаз.

Вздох Сиры был так же тяжел и полон усталости, как мой минуту назад.

– Не ради этого я предложила встретиться.

– Вот как? А ради чего?

– Хочу разрешить все это до того, как ситуация окончательно выйдет из-под контроля. Хочу, чтобы мы разобрались с этим вдвоем, поскольку бо́льшая часть карт в наших руках.

– Что именно ты хочешь решить?

– Я не хочу, чтобы мы с тобой враждовали.

Я неискренне улыбнулся. В последнее время мне это становилось все легче.

– И я не хочу. Но знаешь, мне трудно тебе доверять. Мне нужен какой-то знак. Докажи, что ты выбрала лучший путь.

– Кева, я не откажусь от звездного глаза, так же как и ты не откажешься от своих масок.

Конечно, она должна была попытаться их уравнять. Но так нечестно. Перефразируя Таки, можно сказать, что всякая власть развращает, но некоторая больше других.

– Мои маски не вызывали кровавой чумы. Они – дар во благо.

– Тогда твори благо и вместе со мной трудись над обеспечением справедливого мира.

Я усмехнулся, прижал кулак к подбородку и принялся мерить шагами пространство у выхода из шатра.

– Ты слышишь сама себя, Сира? Тебе ли говорить о мире… забыла, что именно ты разожгла эту смуту?

– Не я, а Марот. Я сделала только то, что должна была. И не моя вина, что все так закончилось.

Неужто она и вправду настолько слепа? Но должен существовать способ заставить ее прозреть.

– Ты так забывчива в отношении собственных действий? Во имя Лат… как можно не видеть, что делают твои руки? Ты даже тела святых жгла. И что, кроме зла, могло толкнуть тебя на такое? Как можно не видеть собственной тьмы, Сира?

Сира, прихрамывая, подошла ближе. Когда охранники попытались пойти за ней, она жестом