Книга Дамиано Де Лука - Паркер С. Хантингтон

руки, когда я скрестила их, и он выглядел почти довольным этим защитным жестом.

— Ты прислоняешься ко мне, принцесса.

Я уперлась каблуками в землю, заставляя себя не перестраивать тело под его слова, потому что он был прав. Я прижималась к нему, и даже не осознавала этого. Но я не собиралась признавать его правоту.

Говорят, одной лжи достаточно, чтобы поставить под сомнение любую правду, но никакая ложь не могла избавить меня от самой страшной правды — Дамиано Де Лука что-то значил для меня. Мое хрупкое сердце никогда не исцелится. Я была приговорена к нему навсегда.

Мы стояли так близко, когда он наклонился вперед и продолжал шептать мне на ухо:

— Я вижу, что ты несешь чушь, твое тело говорит на совершенно другом языке, чем ты думаешь, и единственный человек, который не понимает намеков, — это ты. Так что, я объясню тебе, принцесса. — Он жестом указал на мое тело, которое все еще склонялось к нему. — Это не язык тела того, кто меня бросил. Это язык тела того, кто никогда не переставал хотеть меня. Я выясню, почему ты ушла десять лет назад, и выясню, почему ты сейчас здесь.

Я не могла поверить в дерзость Дамиана. Кто так разговаривает с кем-то после десятилетней разЛука? Хотя я видела в нем следы того мальчика, которого когда-то любила, он тоже изменился. Уверенный в себе, сильный и непредсказуемый. От такого парня мама в детстве меня бы точно отводила, если бы не тот факт, что он был именно тем типом мужчины, который создан для мафиозной принцессы.

Я сглотнула, подавляя желание, чтобы его слова и присутствие ускорили биение моего сердца. Я забыла об этом чувстве. С тех пор как я уехала из Девилс-Ридж, я держалась подальше от таких парней, которые трахают тебя своими глазами, берут все, что хотят, обеими руками, запирают сундуки с кучей секретов. Я была золотой рыбкой, которая впервые окунулась в океан, решила, что он слишком велик для нее, и попросила уютный маленький аквариум, в котором она могла бы спокойно плавать. Я была анти-Немо.

Поэтому я покачала головой, отрицание бежало по моим венам глубже, чем наркотики по венам наркомана. И я не могла отрицать, что всегда была зависима от Дамиана, хотя мои слова говорили об обратном:

— Ты не знаешь, о чем говоришь.

Он прислонился спиной к случайной машине, не заботясь о том, кому она принадлежит, несмотря на то, что стоял на стоянке, полной опасных мафиози.

— В этом акте отрицания нет ничего милого. — Я открыла рот, чтобы возразить, но он прервал меня своим жестким голосом: — Не трудись отрицать свое отрицание. Это уже оскорбление, а мне, может, и плевать, но мои солдаты не воспринимают оскорбления легкомысленно.

Прислонившись к его машине, мы оказались на столь необходимом расстоянии друг от друга, но я чувствовала на своем лице призрак его дыхания, когда он отчитывал меня. Я подавила это дурацкое вожделение и насмешливо ответила:

— Обидно, обидно, милый.

— Я тяжело трудился ради всего, что заработал, принцесса. Если я не буду защищать свое королевство, я заслуживаю того, чтобы меня свергли с престола.

— Ты говоришь так, будто мне есть до этого дело.

— Мы оба знаем, что тебе не все равно. — Его взгляд упал на мое обручальное кольцо, и он отступил от машины, протянул указательный палец и погладил его.

Я отдернула руку, подавляя покалывания похоти, которые тянулись по позвоночнику и кружили голову на тысячу разных ладов.

— Я здесь не для того, чтобы разговаривать с тобой.

— А, суть дела. Почему ты ушла. Почему ты здесь. Не стесняйся объяснить любую из них.

— Прошло десять лет, Дама. Разве ты не должен забыть об этом?

— Ты можешь сколько угодно уменьшать то, что у нас было, принцесса, но это никогда не изменит того факта, что ты любила меня так сильно, что произносила мое имя во сне.

— Ты лжешь.

Он провел глазами по моему телу, на мгновение остановившись на груди, которая вздымалась с каждым вдохом.

— Если ты помнишь, вентиляционное отверстие на стене, разделяющей наши комнаты, находилось над обеими нашими кроватями. Я все слышал, а ты произносила мое имя так, словно оно принадлежало твоим губам.

Он был прав. Я мечтала о нем. Он до сих пор иногда снится. Я всегда была такой незаинтересованной девушкой. Такой отстраненной. Такой собранной. Но Дамиан пробил мои доспехи, и через несколько лет после того, как я покинула Девилс-Ридж, я наконец-то сняла броню.

И вот я здесь, с опасным влечением, кипящим в воздухе, и без всякой защиты от него. Искра между нами всегда была моей проблемой. Я никогда не могла по-настоящему оттолкнуть его, поэтому, когда я уехала, я знала, что единственный способ добиться успеха — это держаться подальше.

Но я больше не уезжала, а мои демоны были не из тех, кому можно противостоять.

Самое меньшее, что я могла сделать, — это попытаться найти выход.

Я отступила назад и стала ковырять ворсинки на рукаве, изо всех сил стараясь выглядеть незатронутой. Когда я, наконец, вернула взгляд к нему, он не выглядел убежденным. Я прошипела:

— Ты можешь переписывать нашу историю сколько угодно, Дама, но это не изменит нашего будущего.

Из него вырывался дразнящий смех, и он выглядел как искушение в своем сшитом на заказ костюме из гуанако и с насмешливой ухмылкой.

— Ты не понимаешь, да? То, что ты здесь, все меняет. — Он подмигнул мне — подмигнул блядь — и ушел, а его солдаты потащились за ним, как хорошо выдрессированные лапчатые собаки.

Мама всегда учила меня, что жизнь — это бесконечная игра в шахматы. А эта игра? Казалось, что он только что завладел еще одной фигурой.

ГЛАВА 5

Выглядите слабым, когда вы сильны, и сильным, когда вы слабы.

Сунь Цзы

РЕНАТА ВИТАЛИ

Десять лет

Однажды весенним вечером, когда дождь погрузил колеса нашего городского автомобиля на фут в грязь, а в доме закончились книги для чтения, я нашла Маман в ее библиотеке, уставившейся на шахматную доску.

Мне нравилось все, что не нравилось другим десятилетним детям: книги, дебаты, быстрая математика. Шахматы никогда не входили в их число. Папа любил играть в них в сигарной комнате, когда к нему приходили другие мафиози. Мужская игра, называл он ее. Интересно, что бы он сказал, если бы узнал, что Маман тоже любит играть.

— Пойдем. — Она жестом указала на место напротив себя. — Садись.

Эта шахматная доска была ее троном,