Книга Право на легенду - Чингиз Абдуллаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это было больно, несправедливо и страшно. Молодого парняотправили в исправительную колонию, находившуюся в Кременчуге, далеко от дома,где он должен был провести такой невероятно долгий срок.
Тогда ему казалось, что вся его жизнь рухнула. В устоявшейсясоветской системе человек, имеющий судимость, был обречен на ничтожноесуществование в дальнейшем. Его не принимали на хорошую работу, не выдвигали послужбе, не выпускали за границу, ему неохотно разрешали учиться в высшемучебном заведении, не давали рекомендации в партию, не позволяли даже близкоподходить к предприятиям, связанным с государственными секретами. Одним словом,человек, отбывший наказание, все равно оставался до конца своих дней изгоем.
В колонии его встретили недружелюбно. Вот тогда-то он иусвоил еще один очень важный урок: никогда никого не просить, ни о чем неспрашивать, держаться независимо и ни перед кем не сгибаться. Последнееособенно не понравилось местному рецидивисту. Нигде не любят независимых людей.Независимый индивид – всегда вызов системе. И неважно, какая это система –государственная диктатура, тоталитарное государство или власть «пахана» вколонии. Человек, не встроенный в нее, бросает ей вызов. Ведь винтик, незавинченный до конца, может вызвать аварию всего механизма. Именно поэтому вседиктаторы так не любят свободомыслящих людей.
Однажды вечером сразу четверо парней случайно оказались засараем, где проходил Виктор. Ему было восемнадцать, им гораздо больше. И хотяон был высокого роста и достаточно физически развит, чтобы справиться с каждымиз них, тут понял, что против четверых ему не выстоять. Можно было позвать напомощь, вырваться, закричать. Но это было не в его характере. Поэтому он поднялтяжелую палку и прислонился к стене сарая, ожидая их нападения. Четверо противодного. Они надвигались с молчаливым чувством уверенного превосходства, какстая волков, травящих оленя. Но Виктор чувствовал себя спокойно. Возможно,потому, что был уверен в своих силах. А может, потому, что знал, как нужно себявести, не нарушая местного «кодекса чести». И это ощущение собственной силы иправоты своих действий перед лицом непосредственной угрозы он запомнилнавсегда. Четверо нападающих увидели выражение его глаз и тревожнопереглянулись. Было очевидно, что им все представлялось несколько иначе.
Четверо против одного. Однажды в школе Виктор дрался сразу стремя взрослыми ребятами, но тогда рядом с ним был Коля. Ощущая в руках тяжелуюпалку, он неожиданно усмехнулся – уже знал, что не уступит этим подонкам. Онизаметили его улыбку. И неожиданно замерли, поглядывая друг на друга. Среди нихне было лидера, готового первым ринуться в драку.
– Подходите, ребята, – еще шире улыбнулся Виктор, – давайте…
Бандиты снова переглянулись. Одно дело – запугать и избитьнесчастного молодого парня, впервые попавшего в колонию, и совсем другое –драться с крепким мужчиной, готовым к такой борьбе. Они вдруг поняли, что он неуступит, будет биться до смерти – прочитали эту решимость в его глазах.Трусливые животные, привыкшие нападать стаей, бандиты ожидали безвольнойпокорности жертвы, но никак не готовности к сопротивлению. Вот и застыли молча,не понимая, что им делать.
– Да ну его к черту, хлопцы! Себе дороже. Пусть «старики»сами с ним разбираются, – наконец сказал один из них. Он был старше остальных.Его правую щеку перерезал небольшой, но глубокий шрам, очевидно, полученный ещев подростковом возрасте. Этого уголовника почему-то называли Алеутом, и онгордился своей кличкой. Вероятно, она была связана с какой-то криминальнойисторией из его сибирского прошлого, так как внешне он не был похож не толькона представителя далекого сибирского народа, но и вообще имел выпученные глаза.Алеут посмотрел на стоящего перед ним Виктора, оглядел своих подельников. Наних нельзя было положиться.
Каждый из них видел палку в руке Виктора – тяжелую палку вруке рано повзрослевшего мужчины. Они понимали, что первый же из них, ктоотважится напасть, получит такой удар, что может остаться инвалидом на всюжизнь. Возможно, второго удара уже не будет – они его не допустят. Но кто-топервый должен подставиться под удар. А подставляться никому не хотелось.
Недовольно ворча, уголовники разошлись. Слух онесостоявшейся драке сразу распространился по всей колонии. Такие новостиоблетают всех быстро. Виктора после этого стали уважать, все понимали, что этотвысокий и крепкий парень сумел выстоять и победить. А потом слух дошел и до руководстваколонии. Офицеры уже приглядывались к Ермаковичу. Они знали, что его «тухлая»статья – всего лишь недоразумение, случившееся с молодым человеком. Поэтомувскоре начальник колонии подписал ходатайство о его досрочном освобождении. Сучетом отбытого срока и за примерное поведение Виктора освободили уже черезгод.
Выходя из колонии, он обернулся и посмотрел на запирающиесяза ним ворота. Он был уверен, что больше никогда не попадет в тюрьму, непозволит себя подставить. В восемнадцать лет все кажется очень ясным иправильным. Ему не хотелось больше думать о случившемся. Виктор был уверен, чтоэта тяжкая часть его жизни навсегда осталась позади, о ней следует забыть. Идаже предположить не мог, что все обернется иначе…
Как только Шульман вышел из кабинета, в него вошла секретарьи замерла у двери, словно не решаясь сообщить шефу об очередном визитере.
– Никого не принимаю, – грозно напомнил он, не поднимаяголовы. – Мне еще нужно просмотреть всю эту кучу дел.
– Кравченко приехал, – сообщила девушка.
Он поднял голову:
– Николай?
– Да, – кивнула она. – Я сказала, что вы очень заняты.
– Я же тебе говорил, чтобы ты никого ко мне не пускала.Никого из чужих. Ты поняла?
– Я ему так и сказала…
– Нет, ты не поняла. – Он встал из-за стола, подошел к ней.Она испуганно следила за ним. Он, Виктор Викторович, догадывался, что многиесотрудники областной администрации боятся его гнева, зная вспыльчивый характерсвоего руководителя. Но сейчас он приближался к секретарю в благодушномнастроении. И тут же перебил ее: – А он не чужой. Коля мой друг с детства,почти как брат. Я тебе о нем говорил. Предупреждал. Для него закрытых дверей несуществует. Мы с ним выросли вместе. Хаты наши рядом стояли в поселке. Зови егобыстро. Или он уже ушел?
– Не ушел, – счастливо улыбнулась девушка, – сидит вприемной. Сказал, чтобы я вам доложила. Он же милиционер, а они такиенастырные.
– Ну и правильно сказал. Позови его ко мне.
Когда она вышла, он немного ослабил узел галстука. СНиколаем Кравченко, тем самым соседским мальчиком Колей, который разбил себеколено, но успел добраться до поселка и позвать ребят на помощь, Ермаковичдружил уже почти полвека. Они дружили так, как дружат настоящие мужчины,помогая друг другу в тяжелую минуту и не считая эту помощь особым одолжениемили услугой.