Книга Вернуть Боярство 10 - Максим Мамаев

офицер, честно выгрызший в боях своё место под солнцем. Человек, омытый кровью и смертью в достаточной мере, что бы не возникало вопросов к его генеральским лампасам…

А вот шутник Старший Магистр был скорее кабинетным червем, взявшим, к тому же, свой ранг за счет алхимии. Еле-еле, на соплях и слезах, с тусклой аурой, в которой от боевого мага, каким он должен быть, не ощущалось ничего. К моему удивлению, кстати, в свите Добрынина таких было странное деление — треть вот Старших Магистров были вот такими же слизняками, две трети же довольно суровыми офицерами, пропахшими кровью, потом и порохом, пережитыми испытаниями и многочисленными шрамами да отметинами (которые я, наконец, начал видеть) на аурах. И пятеро присутствующих здесь армейских Архимагов тоже были такими же — опытные, видавшие виды вояки. Странный состав — если присутствие последних здесь, на линии предстоящих боевых столкновений я полностью понимал и был рад, что сюда отправлены такие кадры, то вот первые… Это что, его личные подпевалы? Или кто они там?

Но возвращаясь к нашим баранам — Старший Магистр, рискнувший влезть в мой разговор с Магом Заклятий, стоял, обтекая, и не решаясь вмешаться. И что самое для него поганое — вмешайся сейчас сам Добрынин, это будет воспринято как протекционизм с его стороны. Нет, в целом — это вполне ожидаемо, как никак это его человек… Но ведь Ярослава дама такая, весьма своевольная — попробуй генерал-аншеф всё просто замять, она может ему в лицо заявить, что это дело исключительно Рода Шуйских и того аристократического семейства, к коему принадлежит его юморист…

— Не думаю, что он имел ввиду что-либо, могущее оскорбить Род Шуйских, — подал голос Онисимов. — Но понимаю и разделяю ваше негодование, госпожа Ярослава. И приношу свои искреннейшие извинения за моего товарища. Андрей Сергеевич иногда бывает несдержан на язык, но право слово — у нас впереди немало сражений, битв и схваток с многочисленным и сильным врагом, что посягнул на наше с вами Отечество, так не будем же, на потеху и радость ворогу, разбрасываться жизнями, особенно старших магов! Искренне прошу у вас прощения за его слова… И Андрей Сергеевич тоже просит, верно я говорю, коллега⁈

Взгляд, брошенный чародеем на «коллегу», был достаточно красноречив, что бы тот немедленно согнулся в поклоне:

— Прошу прощения, прекрасная госпожа, — залопотал он. — Воистину правду говорят святые отцы… Язык мой — враг мой! Я ни в коей мере не собирался оскорблять ваш почтенный Род!

— Я не понимаю, господа чародеи, двух вещей, — подняла, наконец, взгляд от своих ногтей моя родственница. — За что должен извиняться Виктор Иванович, ничем меня не оскорбивший? Право слово, сударь, я на вас нисколько не обижена и претензий не имею.

— Перед столь красивой дамой и просто так извиниться незазорно, — ослепительно улыбнулся Архимаг. — Для вас я готов решительно на всё, не говоря уж о подобных мелочах, сударыня!

Ого! А взглядом Смолова сейчас, по-моему, бронелисты крейсеров и пилотируемых големов можно плавить! Впервые вижу, что бы моего хладнокровного, как рептилия, вассала, что-то так злило, что бы ему хоть и на краткий миг, но изменила выдержка… И всё — из-за одной короткой и поощрительной улыбки Ярославы. Ох и повезло же мне, что Хельга ещё юна и не умеет смущать мужские умы, иначе, чую, я бы из дуэлей не вылезал бы…

— Приятно это знать, Виктор Иванович, — благожелательно ответила она, глянув на чародея. По своей ментальной связи со Смоловым я ощутил волну ревности, но виду мой вассал на этот раз не подал. Страсти какие, прости Творец-Всесоздатель… — Тогда озвучу второй момент, вызывающий у меня недоумение… Почему сей господин просит прощение у меня, а не Аристарха Николаевича? Смею вас заверить, коли на ристалище сей молодой человек решит отстаивать честь своих родителей сам, то вашего товарища ждет куда более незавидная судьба, нежели случись ему схватиться со мной. Мой молодой княжич нравом обладает, к счастью или к сожалению, подобающим наследнику своего отца, а сила его такова, что я не уверена, что в нашей Империи имеется Старший Магистр, что выстоит против него в честном бою хотя бы минуту. Итак, повторюсь — почему сей скоморох просит прощение у меня, а не у моего княжича?

И вот опять — она нарочито выпячивает своё отношение ко мне. Нарочито показывает всем окружающим, что здесь и сейчас — я её лидер, которому она полностью покорна и чью честь отстаивает, что я тот, за кем она следует. Назрела, назрела с ней беседа… И я её проведу уже, наконец, после этого совета.

Но вместе с тем я не могу и отрицать её мудрости и дальновидности. Она повернула всё так, что бы укрепить мой авторитет, а тот факт, что все присутствующие аристократы, что были в основном сибиряками и прекрасно меня знали, потихоньку встали за нашими спинами, невольно делая из нас своего лидера. И сейчас не считаться с моими словами у Добрынина не вышло бы никак…

— Вот мы и определились с неформальными лидерами, — раздался в моей голове довольный голос. — Признаю, мне не понравился способ, которым Богдан решил тебя контролировать, но у него свои резоны и я ему мешать не стал. Как ты, говоришь, себя называешь? Пепел, да? Надеюсь, ты действительно зрелый мужчина а не юный обидчивый сопляк, и перед лицом общей беды не будешь устраивать истерик и дележа авторитета?

— Я прошу у вас прощения, Аристарх Николаевич… — начал тем временем шутник, но я его не слушал.

— Не стану. Но если планируешь предстоящую компанию и если ты действительно собираешься в ней победить, то нам необходимо работать вместе. Твою власть я оспаривать не намерен, но в свою очередь жду, что наши мнения тоже будут услышаны и не будет попыток нарочито отправить на убой меня и сибиряков.

Скоморох в генеральских поклонах замер в лёгком поклоне, ожидая моего ответа, но я это не сразу заметил. Лишь когда тишина стала звенящей, я перевел на него взгляд и небрежно кивнул — а затем вновь уставился в глаза Добрынину. Думаю, уже все поняли, что мы общаемся посредством телепатии — ну да и бог с ним. Это он предложил