Книга Негры во Флоренции - Ведрана Рудан

Товарищ Анджелка все перепутала, красной была Болонья, а не Флоренция. Моя дочь тоже бывала во Флоренции. Хотелось бы мне выбросить дочку из головы, она просто преследует меня. Я родила ее в пятьдесят пятом. Мне ее приносили кормить на работу, я была директором детского садика, но потом она заболела ветрянкой, потом воспалением легких, потом скарлатиной, и я уволилась. С нами жила моя мама, которая потеряла свой дом во время войны, теперь мы жили в Опатии, в прекрасном доме, хозяйка, у которой этот дом отобрали, жила на чердаке, а мы занимали весь этаж, дом был рядом с той большой церковью в Опатии, мы оттуда уехали, когда моей матери дали собственный дом в качестве компенсации за тот, который сожгли немцы, мы с моей матерью были жертвами фашистского террора. А сегодня, сегодня в Хорватии жертвам фашистского террора не платят ничего. Я об этом помалкиваю, не комментирую, никто из моих домашних не считает, что люди, которые жили в сожженных сербских домах, это тоже жертвы фашистского террора. Сербы не жертвы, хорваты не фашисты, мне тяжело слышать об этом разделении на сербов и хорватов, тогда, в лесу, мы все были товарищами. Товарищ Анджелка сербка, и это никогда никому не мешало, во время войны ее звали товарищ Анджелия, сейчас ее содержит сын, он у нее очень хороший и обеспечивает всем, включая птичье молоко, она не может пожаловаться, что ей его не хватает… Мои ровесники и я сама часто упоминаем о том, что мы, имея таких детей, как наши, не можем пожаловаться, что нам птичьего молока не хватает.

А кому не хватает птичьего молока? И что это за молоко такое? Старикам вообще нельзя пить молоко, ни птичье, ни коровье. Коровы питаются пестицидами, антибиотиками и гормонами, молоко у большинства людей вызывает аллергию и понос, особенно чувствительны люди с группой крови А, у меня группа крови А. Все нас травят. Да, значит, птичье молоко. Птицы — это летающие рассадники вирусов и бактерий. Они вызывают самые страшные болезни, от куриного гриппа до герпеса и бог знает чего еще, однако когда ты хочешь сказать кому-то, как тебе хорошо, ты говоришь: даже не могу пожаловаться, что мне птичьего молока не хватает. Люди глупы! Идиоты и кретины! Не следует мне так волноваться, спрей просроченный, стенокардия меня удушит.

Проклятые птицы отвлекли меня, а на самом деле я хотела сказать, что мою боевую подругу, товарища Анджелку, до этой войны все называли товарищ Анджелия. Вам, американцам, разница между Анджелией и Анджелкой не особо понятна[4]. Вы реагируете на цвет. Существуют белые и черные. Белые делятся на белое дерьмо и сверкающе белых, а черные все черные, даже те из них, которые светло-коричневые. Эта товарищ Анджелия звонит по телефону всем подряд и представляется так: «Говорит госпожа Анджелка». Ее сын владеет судоверфью, у невестки мебельный магазин, она хорватка, они к ней очень добры. Анджелка много путешествует, теперь уже и я зову ее Анджелкой. Она привозит мне датское печенье в жестяной банке, из Венеции привезла шоколадные конфеты, иногда привозит чай, тоже в жестяной банке, я очень люблю жестяные банки.

Я просто с ума схожу, когда она мне говорит: «Если тебе нужно немного динаров, скажи. Не хочу навязываться, чтобы тебя не обидеть». Нет, Анджелка никогда не сказала бы «если тебе нужно немного динаров», она считает в кунах, это я считаю в динарах, старую собаку не научишь новым фокусам. Куны — это усташские[5]деньги. Анджелка говорит: «если тебе нужно немного кун…» Но меня она не обманет. Старая скряга вовсе не собирается давать мне динары, просто прикидывается доброй. Тот, кто на самом деле хочет дать денег, никогда не делает предисловий и не считает, что в Хорватии сегодня найдется человек, который мог бы обидеться, если ему подбросят немного денег.

Эта корова Анджелия разыгрывает из себя добренькую, а я разыгрываю бабулю: «Нет, спасибо, Анджелка, что ты так внимательна. Мои с меня буквально пылинки сдувают, не могу пожаловаться даже на то, что мне птичьего молока не хватает».

Госпожа Анджелка не глупая. Если бы она была глупой, она представлялась бы как Анджелия, а ее сын, серб, не был бы владельцем судоверфи, а гнил бы в какой-нибудь яме в Лике, в дремучем лесу, мы все видели такое по телевизору. Скоро я смогу платить за телефон. Куплю себе мобильный с карточкой, чтобы эти мои гады не увидели, что у меня есть деньги.

У них есть кот, его зовут Петар Крешимир, в честь какого-то хорватского короля. Я им сказала:

— Почему бы вам не назвать его Иван Горан Ковачич? Он наш великий поэт, погиб от ножа четника, он был хорватом, вам же так важно, чтобы все были хорватами, но есть хорваты и хорваты, «Яму» Ковачича перевели на свой язык даже японцы и китайцы, а о Петаре Крешимире никто и слыхом не слыхал.

Без толку.

Этот кот нервирует меня не только своим именем. Они постоянно таскают его к доктору, он тощий, похож на восклицательный знак, я его называю Шило.

Я им сказала:

— У него глисты, завезите его куда-нибудь подальше и оставьте, вы слишком много на него тратите, по двести динаров за каждый осмотр, он столько жрет, а такой тощий, лучше бы вы на те деньги, которые отдаете ветеринару, купили мне нитроглицерин в спрее, в Австрию часто кто-нибудь ездит…

— Бабуля, — сказала мне внучка, — неужели ты приревновала нас к Петару Крешимиру? Ты тотально впала в детство.

Я промолчала. Мы живем в мире, которым правят домашние животные. У малышки Кики, она внучка товарища Иосипа, был кот Томислав. Когда он издох, ему было пятнадцать лет, они все плакали так, как будто умер товарищ Тито.

— Товарищ Нада, — сказал мне товарищ Иосип, — у меня от покойного Томислава только и осталось, что этот кусочек хвоста. — И показал мне кусочек хвоста покойного Томислава.

— Это гадко, — сказала я, — отрезать у мертвого кота кончик хвоста и сделать из него брелок для ключей, какая же это любовь. А как же ты примиришься с собственной смертью, если не можешь примириться со смертью кота? Товарищ Иосип, мы не должны позволять себе такие сильные привязанности, ведь мы тоже скоро уйдем. А смерть любимых кошек причиняет нам большие страдания.

— Я вовсе не считаю, что скоро уйду, — сказал мне товарищ Иосип, — я каждый день читаю в газетах некрологи, покойники все моложе и моложе. Товарищ Нада, наших ровесников в некрологах нет.

— Товарищ Иосип, — сказала я, — наших ровесников там нет потому, что они уже давно умерли, или потому, что у них дети жмоты. Очень некрасиво, что ты отрезал у покойного Томислава кусочек хвоста, несчастное животное.

Впрочем, если задуматься, не так уж и плохо иметь кого-то, чью частичку хочешь сохранить и после его смерти. Может быть, такое нежелание примириться со смертью и есть любовь. Если бы меня спросили, от кого из своих родственников я бы хотела отрезать кусочек и держать в косметичке рядом с лекарствами… Если бы существовал такой опрос, а нас теперь опрашивают постоянно и на все темы, так вот, если бы меня спросили: простите, чей кусочек хвоста… прядь волос… Я бы выкрутилась: «Детка, — опросы обычно проводят молоденькие девушки, — я не могу себе и представить смерть кого-нибудь из моих самых близких. Вам-то я скажу, вы это поймете, потому что вся ваша история — это сплошные убийства, прядь волос с голов моих близких я бы охотнее выдрала, а не срезала.