Книга Матросские досуги - Владимир Иванович Даль

Кто сказку слышал о царе Кире? Шестью девять — пятьдесят четыре. Полезай на стену, коли велят. Шестью десять — шестьдесят.

———

Дурни плодятся: не надо их сеять. Семью семь — сорок девять. Ино прилечь, ино и присесть. Семью восемь — пятьдесят шесть. Чего не знаешь, того не ври. Семью девять — шестьдесят три. Рядком сумы на простенке висят. Семью десять — семьдесят. Не буянь у хозяина на квартире. Восемью восемь — шестьдесят четыре. Живи, поколе на плечах голова. Восемью девять — семьдесят два. Делам своим всяк сам господин. Девятью девять — восемьдесят один. Что хитро, то и просто. Девятью десять — девяносто. Полно долбить, покинь долото. Десятью десять — сто.

АКУЛА

Мы плыли у африканских берегов. Матросы увидели акулу, которая долго держалась за кормой, будто ждала подачки и просила позволения потешиться. С гика спустили чрез блок толстый канат, на который навязана была цепь с острым крюком и большим куском мяса. Акула подошла к приманке и отстала опять; но в то самое время, когда думали, что она вовсе отказывается от закуски, она кинулась на нее стрелой и, повернувшись вполоборота навзничь — потому что пасть у нее снизу, — проглотила и мясо, и крюк, и с четверть аршина самой цепи.

Матросы с криком «ура» ухватились за канат, но акула с такою лютостью бросалась из стороны в сторону, что гик, а с ним и весь ют вздрагивали; надо было обождать и дать зверю уходиться. Он бросался отвесно в глубину и, засаживая себе крюк еще глубже в тело, вдруг останавливался, рванув цепь так, что гик дрожал и покачивался; боялись, чтоб толстый строп от блока не оборвался, и закрепили конец каната за кнехт у бизань-мачты. Потом акула пустила слабину и вдруг опять метнулась в сторону и пошла ходить на кругах, подергивая цепь туда и сюда. Наконец она утомилась. Тогда стали ее подымать и послали расторопного матроса на гик, с петлей, чтобы подвести ее снизу и накинуть на акулу с хвоста.

Между тем она, будучи подвешена за крюк, отрывисто вздрагивала, изгибалась и хлестала хвостом; темная кровь лилась у нее из пасти, в которой видны были по временам несколько рядов острых, треугольных зубов, точно будто бы поставлено было рядом, одна за другою, несколько крупных пил.

Проморив ее тут на весу часа два, наконец решились вытащить на ют. Но только что она послышала перед собой опору, как начала хлестать и метаться во все стороны, так что нельзя было приступиться. С трудом ее добили и, не доверяя смерти этого опасного и живучего зверя, наперед всего отрубили ему голову, а потом уже разрезали. В 1828 году Готье, командир французского корабля, также поймал акулу, и, считая ее уже давно мертвою — потому что она была разрублена и распотрошена, — хотел рассмотреть пасть и четыре ряда зубов ее. Не успел он всунуть неосторожно руку в страшную пасть эту и раскрыть ее, как она судорожно сомкнулась, и все пальцы с половиною кисти руки капитана Готье, как отсеченные самым острым топором, остались в закрытой пасти.

Мясо акулы едят, но оно жестко. У нее пасть далеко отнесена от носу, под испод головы, и распорота поперек, дугой. Это самая прожорливая тварь, которая у неосторожных купальщиков нередко отхватывает как ножом руку или ногу.

Весьма замечательно, что перед акулою всегда плавает быстрая маленькая рыбка, называемая лоцманом; иногда их бывает две, три, но всегда они носятся взад и вперед около чудовища, как будто состоят при нем для прислуги на посылках и никогда ее не покидают. Говорят, что рыбка эта живет пометом акулы, а потому и не отходит от нее.

ЗАКЛАД

Англичанин-спорщик, охотник до закладов и притом отличный пловец, прибыл во Францию на людей посмотреть и себя показать. Переехав пролив и остановившись в гостинице в Кале, он тотчас же стал расспрашивать, какие в этом приморском городе есть известные пловцы и водолазы. Ему назвали несколько человек; он осведомился, кто и где они, сказав, что желал бы с ними познакомиться.

Англичанин пошел пройтись по городу, а хозяин гостиницы и несколько дармоедов, занимающихся тем, чтобы ловить на