Книга Месть по наследству - Олег Владимирович Кондратьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дэн напряженно вспоминал, откуда он знает про это село Емецк? Ну конечно, это из Васькиных рассказов, как он ездил туда опознавать тело своего тылового начальника Гулия!
— Я знаю о нем! Мой хороший друг рассказывал, что Прокофьич там моргом заведовал. И было ему тогда уже лет сто.
— Ишь, как все переплетается! Может, и сто. Никто уже не знает. Да и фамилия с именем позабылись. Прокофьич да Прокофьич. Морга там уже нет, но фельдшерит он по-прежнему, только на общественных началах. И еще занимается своим хобби — ядами. Я привез его к нам сюда, разумеется неофициально, и попросил исследовать тело Разумовского. Вот тут-то и начались неожиданности. Старик отыскал в крови погибшего следы очень необычного вещества, — заместитель победно посмотрел на Дениса. — Им оказался батрахотоксин.
Вилков непонимающе пожал плечами.
— Один из самых сильных ядов животного происхождения на планете. По специфическому воздействию не имеет равных. В тысячи раз сильнее цианида и кураре. Вызывает практически мгновенный мышечный спазм, начиная с конечностей, парализует скелетную мускулатуру, потом сердечный спазм, паралич дыхания.
— Значит, Сергей был сразу обездвижен.
— Непонятно, зачем надо было перерезать горло. Говорить подполковник не мог, шевелиться тоже. Смерть и так наступила бы в течение пяти минут. Даже если бы его сразу нашли, от батрахотоксина противоядия нет. А ведь такой яд не то что в Северодвинске, а и в России отыскать практически невозможно.
— Откуда же он взялся?
— Может, в каких-то специфических лабораториях имеется, не знаю. А в живой природе он содержится в кожных железах некоторых видов лягушек-древолазов из рода листолазов. Самая опасная так и называется листолаз ужасный. Живут только в Южной и Центральной Америке. Маленькие такие, желтенькие, а потрогаешь — и окочуришься. Прокофьич столько порассказал…
Денис напряженно размышлял о чем-то своем:
— Значит, это демонстрация.
— Какая демонстрация? О чем вы?
— О перерезанном горле.
— Демонстрация чего и кому?
— Если мы это поймем, то и убийцу вычислим.
— Эй-эй, какие «мы»? Я же предупредил, что этим делом занимается полиция.
— Да-а-а? А кто мне только что говорил, что начальство этот «висяк» уже под сукно упрятало?
— Но мы будем искать!
— Вот и я буду. Поговорю сейчас с Ириной Сергеевной. Говоришь, у нее своя версия имеется?
— Послушайте, вдова, можно сказать, до сих пор в шоке, ей многое… кажется. Не относитесь серьезно к ее словам.
— Хорошо, капитан, ни в какие полицейские расследования я не собираюсь лезть. А с вдовой поговорю, чтобы ее успокоить. Только если у вас что-то новое появится, свяжитесь со мной, ладно?
Заместитель кивнул и направился к выходу.
— Ну как, не зря поговорили?
Женщина не расположилась в мягком кресле, а присела на кончик жесткого стула и замерла с прямой спиной, скрестив ладони на коленях, обтянутых черным траурным платьем.
«Такое горе кого угодно подкосит», — подумал Вилков, отметив ее резко поседевшие волосы и глубокие вертикальные морщины на щеках.
— А мне он не верит. Кивает, соглашается и ведет себя, как с глубоко больной.
— Может, вы зря так об Илье, Ирина Сергеевна? Он старается, да и следствие еще не закончено, рано делать какие-то определенные выводы.
Женщина пропустила эти слова мимо ушей.
— Но вы, Денис, обязаны выслушать меня очень внимательно, потому что… потому что от этого зависит ваша жизнь и жизнь близких вам людей!
«Может, ей действительно нужен доктор?»
— Конечно, Ирина Сергеевна, я очень внимательно вас слушаю.
— Сережу убил мой сын!
«Час от часу не легче! Или это она иносказательно?»
— Да-да, я уверена, что это сделал Антон.
«Что у нее трое сыновей, я знаю. Когда я еще лейтенантом сопровождал их в Ленинград, сыновей было двое, а третьим она была беременна. Значит, старшему сейчас должно быть лет двадцать пять — двадцать шесть, среднему на три года меньше, а младшему — чуть за восемнадцать. Только, хоть убей, не помню, как их зовут. Да и сейчас, на поминках, видел лишь одного. Кажется, среднего. И зовут его… зовут… Алексей! Точно».
Женщина, кажется, прочитала его мысли:
— Артем уехал на третий день после похорон. Его и так с трудом отпустили на эти дни со службы. Он проходит срочную в РВСН под Красноярском. Алексея вы видели за столом. А старший — Антон. Это моя боль и… проклятье!
Мальчик тяжело переживал уход отца из семьи. Он никогда не говорил вслух на эту тему, замкнулся в себе, вообще перестал разговаривать, так что матери пришлось отвести его к врачу. Тот посоветовал обратиться к психологу, потому что физических причин отсутствия речи не обнаружил.
Старания детского психолога, заботливое отношение матери, доброжелательный климат в семье, казалось, постепенно дают свои результаты: мальчик заговорил, влился в школьный коллектив, стал лучше учиться, у него даже появились приятели. К моменту вступления в подростковый возраст он уже ничем не отличался от своих товарищей. Вместе с ними он пришел в секцию бокса, которую быстро сменил на занятия карате.
Кружков, занимающихся различными видами единоборств, в те годы в городе расплодилось как грязи. «Преподавали» в них хорошо, если просто дилетанты от спорта. Но немало было и таких «тренеров», которые открыто насаждали культ силы и безжалостности. В отношении Антона такая идеология попала на благодатную почву. Быстро освоив азы жесткого единоборства, подросток стал решать все свои проблемы с их помощью.
— А я, — ладони Ирины Сергеевны начали разглаживать воображаемые складки на коленях, — вместо того чтобы забить во все колокола, оправдывала его и себя каким-то «трудным взрослением», «переходным возрастом». Оказалось, действительно, переходным: от хулиганства к преступлению! Мало того, — женщина не жалела себя, — я еще и всеми силами пыталась улаживать скандалы с родителями избитых одноклассников, пользуясь тем, что сама преподаю в этой школе. Антон же как с цепи сорвался. У него появились какие-то друзья за стенами школы, он мог не прийти ночевать, а дома дерзил в ответ на
