Книга Марь - Татьяна Владимировна Корсакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Серафим! — Баба Марфа обняла его за узкие плечи, и на мгновение Стеша почувствовала болезненный укол в сердце. Оказывается, ее бабка могла быть добра с людьми. Вот с этим конкретным человеком.
— Звали, тетушка? — спросил Серафим неожиданно густым басом.
— Звала, Серафим. Входи!
Никого она не звала! Как она вообще могла его позвать, если не покидала двора?!
— Стэфа, поставь кипяток! — И никакого тебе представления. Ни слова о том, кто такая Стеша и откуда взялась. Ни слова о том, что она ее родная внучка. — Зверобой с малиной заварю тебе, Серафим. Будешь?
— Буду, тетушка!
Гость стряхнул с плеч тулуп, повесил на прибитую к стене вешалку, туда же пристроил шапку. Валенки снимать не стал, лишь притопнул ногами, стряхивая налипший снег. На Стешу он смотрел с детским каким-то любопытством, но никаких вопросов не задавал, лишь буркнул что-то неразборчивое и протиснулся в комнату. Пока Стеша возилась с кипятком и травами, он сидел неподвижно, с прямой спиной и сложенными на коленях руками. На лице его блуждала все та же благостная улыбка. Она сделалась шире, когда из-за печной занавески выглянула Катюша.
— Ой, — сказал Серафим и встал из-за стола с такой порывистостью, что едва не опрокинул стул. — Ой, какая!
Такими глазами смотрят маленькие дети на новую игрушку или подаренного котенка. Стеше сделалось не по себе. Она попыталась заступить Серафиму дорогу, но баба Марфа строго велела:
— Сядь! От него беды не будет.
— От Серафима беды не будет, — подтвердил юродивый и шмыгнул в сени. — Подарок от Серафима будет, — донесся оттуда его бас. А через мгновение он вернулся в комнату, неся деревянную птичку на веревочке. Веревочку Стеша заметила не сразу, и в первое мгновение ей показалось, что птичка парит в воздухе, что резные ее крылышки трепещут.
— Подарок! — Серафим подошел к печи, поднял руку с птичкой вверх, так, чтобы прячущаяся за занавеской Катюша смогла до нее дотянуться. — Птичка-невеличка, заря-заряничка. Подарок.
Катюша поколебалась несколько мгновений, а потом взяла птичку, прижала ее к щеке с совершенно счастливым выражением. Такое выражение лица Стеша видела у младшей сестры в последний раз, кажется, еще до войны. Она сглотнула колючий ком и ободряюще улыбнулась Катюше, а потом благодарно — Серафиму. Кем и каким бы он ни был, а Стеша была благодарна ему уже за то, что он подарил радость ее сестренке.
Заварился чай, и она поставила перед Серафимом большую алюминиевую кружку.
— Рано еще, — сказал он, бесстрашно делая большой глоток кипятка.
— Не рано. — Баба Марфа покачала головой, сказала ласково: — Ты, Серафим, все равно попробуй, послушай.
— А сами вы что, тетушка? — Серафим посмотрел на нее поверх чашки.
— Старая я стала, слух не тот. Еще и… обстоятельства. — Она как-то по-особенному посмотрела на Стешу. Наверное, это они с Катюшей и были теми самыми «обстоятельствами».
— Старость — не радость, — радостно закивал Серафим и сделал еще один глоток.
— Откуда вы знали? — спросила Стеша, вмешиваясь в этот странный, лишенный всякого смысла диалог. — Откуда вы знали, что нужно взять с собой птичку?
— У него всегда с собой птички, — сказала баба Марфа сухо.
— И ножичек! — Серафим положил на стол складной нож. — Трофейный ножичек! Хочешь птичку, Стэфа?
— Не хочу, спасибо.
— Правильно. — Он снова кивнул. — Ты не птичка. Ты змейка. Я тебе в другой раз змейку подарю. У меня есть.
— Согрелся, Серафим? — перебила его баба Марфа неожиданно резко, словно боялась, что он может наговорить глупостей. Или лишнего?
— Согрелся, тетушка.
— Тогда пойдем. По свету нужно управиться. Тебе потом еще в деревню возвращаться.
Баба Марфа встала из-за стола.
— Никому дверь не открывай! — Она посмотрела на Стешу, как на маленькую.
— По свету никто не придет, тетушка. — Серафим улыбнулся своей блаженной улыбкой. — Не будет беды ни птичке-невеличке, ни змейке.
— Она не змейка! — сказала баба Марфа неожиданно резко. — Не дури, Серафим! Пойдем уже!
Они вышли в не по-весеннему трескучий мороз, а Стеша выскользнула следом. Назло бабе Марфе, а еще из-за жгучего любопытства. Прежде чем уйти, она велела Катюше задвинуть засов, попросила не подходить ни к дверям, ни к окнам. Не было страха в этой глуши. Не докатился он еще сюда. Да и она ненадолго: глянет одним глазком и вернется. Никто и не узнает.
Катюша была очарована своей деревянной птичкой, потому была сговорчивой и послушной. Стеша постояла за дверью, чтобы убедиться, что сестра задвинула тяжелый засов, а потом припустила по прихваченному ледяной коркой снегу.
Идти за бабой Марфой и Серафимом было просто: Стеша отчетливо видела на снегу две цепочки следов. Главное, чтобы ее саму не увидели. Баба Марфа наверняка разозлится, станет кричать. Ну и пусть! Стеша взрослая и сама себе хозяйка!
С берега болото казалось равнинным и открытым. То, что это всего лишь иллюзия, выяснилось довольно быстро. Высокие кусты и чахлые деревца как-то незаметно превратились в мудреный лабиринт. И даже ажурное сплетение голых ветвей не делало этот лабиринт более обозримым и более проходимым. На ветвях колыхались ошметки сизого тумана, туман просачивался сквозь рыхлый снег, сжирал оставленные бабой Марфой и Серафимом следы. Стеша и сама не поняла, когда заблудилась в этом сером холодном мареве. Не поняла, как сомкнулись над ее головой черные ветви, как начал проседать и таять под ногами снег. Она заблудилась в трех соснах. Заблудилась и испугалась.
Страх пробрался за ворот полушубка, пошарил лапой по