Книга Кукушонок - Камилла Лэкберг

спросила Луиза и взяла наполненный бокал, отметив про себя марку шампанского. «Анри Жиро» – около тридцати тысяч крон за бутылку.

– Сядь, у нас важные новости.

Блестящими от возбуждения глазами Элизабет указала на единственный свободный стул – тот, на котором обычно работал Хеннинг.

– Я сгораю от любопытства.

Луиза осторожно глотнула шампанского. Хорошее, но едва ли оправдывает потраченные на него деньги.

Элизабет перевела торжествующий взгляд на Хеннинга, потом снова на Луизу. Чуть заметно кивнула Хеннингу, и тот глубоко вздохнул:

– Мне позвонили.

– Позвонили? – переспросила Луиза, хотя уже поняла, что он имеет в виду, и еще крепче сжала бокал.

– Да, позвонили, – кивнул Хеннинг, захлебываясь от переполнявшей его радости. – Мне присудили Нобелевскую премию по литературе за этот год.

Повисла тишина, которую спустя пару секунд нарушил звон треснувшего в руке Луизы стекла.

* * *

– Как думаешь, когда мы сможем вернуться домой? – прошептал Патрик Эрике перед «Большим отелем».

На какое-то время шторм как будто поутих, но теперь волны обрушивались на скалы с новой силой. Эрике казалось, что она чувствует на губах вкус соли. Она шикнула на Патрика, чтобы не медлил, пока ветер не растрепал ее прическу. Но муж продолжал ворчать и когда они вешали одежду в холле, и все тянул себя за галстук.

«Какой он сегодня красивый! – молча восхитилась мужем Эрика. – Если б он еще знал об этом…»

– Надеюсь, Луиза подобрала тебе достойную компанию за столом, – сказала она вслух. – Посмотри, как здорово все выглядит. Ты не пожалеешь.

Но нет, видно, и с пиджаком тоже было что-то не так, потому что Патрик все время крутился, словно хотел оглядеть себя со всех сторон, и лишь мельком бросил взгляд на накрытые столы в освещенном зале.

– Ты сказала Анне и Дану, чтобы позвонили, если потребуется помощь с детьми? – с нескрываемой надеждой спросил он жену.

– Они не позвонят. Нам предстоит вечер без детей и ночь без детей. Уже не помню, когда такое было в последний раз.

– Все верно, – согласился Патрик и незаметно ущипнул Эрику за ягодицу. – И я точно знаю, как лучше использовать это время.

– Завалиться спать? – Эрика подмигнула Патрику, поцеловала его в щеку и кивнула на большую схему на стене рядом с входом: – Смотри-ка. Тебе дали лучшее место, рядом с Луизой.

Патрик облегченно вздохнул, а Эрика показала на свое имя:

– А я сижу за длинным столом рядом с твоим. Между мужем Луизы Петером и Уле Ховландом.

– Петера я знаю, а кто такой Ховланд? – спросил Патрик и посмотрел в сторону места Эрики, где сидел мужчина в темном костюме с темными, зачесанными назад волосами.

– Он женат на Сюзанне Ховланд, члене Шведской академии. Они близкие друзья Элизабет и Хеннинга. Из этой же компании Рольф Стенкло… фотограф, снимает природу и содержит что-то вроде клуба в Стокгольме… «Бланш», там собираются люди искусства. Другими словами, меня туда никогда не пригласят. Вообще, интересно, как Ховланд отнесется к моему обществу? Может, понадобится нюхательная соль, когда он поймет, с кем оказался рядом?

– Тебя это смущает?

Патрик взял Эрику за локоть, чтобы она не споткнулась, спускаясь по лестнице на высоких каблуках.

– Нисколько, – Эрика сжала руку Патрика. – В общем и целом я нахожу это забавным.

– Ну, в таком случае, желаю от души повеселиться, – напутствовал он, удаляясь к своему столику.

Луиза постучала вилкой по бокалу, требуя внимания, и попросила гостей занять свои места.

– О… Эрика! – Петер выдвинул ее стул и приветствовал широкой улыбкой, напомнив тем самым лишний раз Эрике, как ей нравится муж Луизы.

Уле медленно повернулся, беззастенчиво оглядел соседку с головы до ног и поцеловал ей руку.

– Enchanté[5], – прошептал он с сильным норвежским акцентом.

Эрике удалось не расхохотаться. Вечер действительно обещал быть интересным.

* * *

Элизабет Бауэр оглядела зал, в котором пятьдесят лет тому назад они с Хеннингом играли свадьбу. В тот вечер тоже был шторм, и все выглядело так же: и гости, и столы с белыми скатертями, мерцающими стеариновыми свечами и красными розами в вазах.

Она оглянулась на Хеннинга, по другую руку от которого сидела Люссан, мать Луизы. Он выглядел очень счастливым, громко говорил, размахивая руками. Его смех эхом отдавался от стен, и Люссан, как всегда, подпала под очарование Хеннинга.

В этот момент Элизабет поняла, что их триумф стоит принесенных жертв – всех трудностей и подчас невыносимой боли. Она искала руку Хеннинга под столом. Он взял ее кисть, погладил большим пальцем наружную сторону, уже покрытую возрастными пятнами. Какими молодыми были они в тот вечер пятьдесят лет тому назад, какими наивными… Могли ли предвидеть, какие испытания уготовила им жизнь?

Но сейчас в этом зале сидели их родные, друзья и коллеги – все те, с кем они рука об руку прошли долгий путь. Большинство их давно вышли из так называемого среднего возраста. Хеннингу скоро восемьдесят, ей семьдесят. И эта жизнь стоила каждой горестной морщинки, каждого седого волоса.

Элизабет сжала руку Хеннинга и отпустила ее. Кто-то постучал по бокалу. Оскар Беринг – близкий друг и тоже писатель, с которым Элизабет в качестве издателя работала не одно десятилетие. За это время Беринг получил множество престижных литературных премий. Все, пожалуй, кроме той, которую скоро официально присудят ее мужу.

Когда Оскар прокашлялся, чтобы произнести речь, которая обещала быть долгой, в груди Элизабет вспыхнул еще один фейерверк счастья. И не только счастья, потому что это был вечер их с Хеннингом триумфа.

Гости продолжали перешептываться, и Оскар еще раз, уже раздраженно, прочистил горло. Когда наконец в зале стало тихо, он вздернул подбородок, взял лежавшую перед ним бумажку и начал говорить:

– Хеннинг! Как сказал Томас Манн, «книги – кровеносные сосуды души». Никто не олицетворяет эту мысль лучше, чем ты. Без малого сорок лет ты обогащал наши души и наполнял их сосуды своими текстами. Твои книги – гимн женщине, облетевший все страны мира. Их читают, обсуждают, изучают и критикуют на бесчисленных языках.

Элизабет сделала хороший глоток вина. Она любила Оскара, но без спиртного вынести его речь было невозможно.

* * *

Очередь дошла до горячего, а Патрик Хедстрём все сильнее дергал за свой галстук и ворот рубашки. Луиза как хозяйка праздника проводила за столом не так много времени, зато другая соседка Патрика повернулась к нему, потому что предназначенный ей кавалер больше интересовался вином.

– Снимите его, и дело с концом, – улыбнулась она, кивая на галстук.

Женщину звали Патрисия Смед, и она тоже писала романы, которые якобы не только хорошо продавались,