Книга Альтернатива - Евгений Токтаев

Об этом часто злорадствовали афинские горлопаны.

Как презрительно отнеслись спесивые эллины к воцарению в Пелле того, кого они называли самозванцем. Демосфен произносил успокаивающие речи, что, дескать, это даже хорошо, варвары режут варваров. Действительно, что тут плохого? Фракийцы-одрисы во главе со своим князьком Севтом побили Кассандра и захватили Амфиполь? Замечательно! Одним македонянином меньше. А Севта мы потом поставим на место, разве мы не били фракийцев?! Эпир поддержал самозванца? Нам ли боятся Эпира!

Афины были слишком заняты борьбой со Спартой и новыми царствами, Египтом Птолемея и Великой Фригией Антигона. Оба царя заключили мир с Дарием, отказавшимся от борьбы за потерянные владения. Теперь Птолемей насаждал свою власть на Кипре и в Киренаике, а Антигон постепенно прибирал к рукам острова Эгеиды. Афины, теснимые Спартой на суше, тщетно пытались противостоять Антигону на море. Его флот оказался не по зубам надменным афинянам, мнившим себя повелителями моря. Вторая Пелопоннесская война была в самом разгаре и возня на севере мало волновала эллинов.

А потом Полисперхонт неожиданно овладел Фессалией. Это кое-кого заставило задуматься. Но слишком давно уже все считали Македонию сломленной, поэтому даже вторая победа самозванца, одержанная его стратегом Кратером, осталась без внимания. Когда же двадцатилетний мальчишка-самозванец во главе своей армии вторгся в Фокиду, стало очевидно, что времена Филиппа возвращаются. Демосфен, вмиг растерявший все свое красноречие, брызжа слюной, кричал на агоре, что самозванца необходимо остановить. Но было поздно. Афины были ослаблены, а победы Пирра заставляли признать, что с самозванцем придется считаться.

Кратер хорошо помнил ответ Антигона, когда кто-то из его приближенных спросил фригийского царя, кого из полководцев он считает лучшим. Царь ответил: «Пирра, если он доживет до старости». Эти слова, сказанные после того, как царь Македонии отобрал у афинян Потидею, столь похожие на высказывание самого Пирра о музыкантах, были первым признанием юного царя.

Царь сошел на землю, возле своего походного шатра, снял шлем и передал его в руки одного из своих гетайров. Солнце едва перевалило за полдень, а все поле битвы близ Мегалополя уже было в руках македонян. Спартанское войско, возглавляемое царем Агисом III, уничтожено почти полностью. Пирру помогли снять доспехи и подали воды для умывания. Неподалеку раздался какой-то шум, телохранители схватились за мечи. Какой-то всадник подлетел к царю, и подняв взмыленного коня на дыбы, соскочил на землю. Телохранители схватили его за руки, но царь властным жестом остановил их.

— Кто ты?

— Я гонец, мой царь. У меня письмо для тебя.

— Из Пеллы? Давай его сюда

— Нет, не из Пеллы, государь, — гонец снял с плеча кожаный цилиндр, извлек оттуда папирус и передал царю.

Пирр принял свиток, сломал восковые печати, не взглянув на то, что было изображено на них. Развернул папирус, пробежал глазами несколько строчек. Брови царя взлетели вверх.

— Читай, — Пирр передал письмо подошедшему Кратеру.

Кратер, тоже уже умытый и одетый в чистый хитон, начал читать вслух.

— Царь Птолемей, сын Филиппа, — губы Кратера искривила снисходительная усмешка, — владыка Верхнего и Нижнего…

— Это можно опустить, — нетерпеливо бросил Пирр.

— …царю Пирру, сыну Александра — радуйся!

Пирр и Кратер одновременно взглянули друг на друга, затем стратег вновь начал читать, теперь уже молча.

«Вот оно! — думал молодой царь, — Пирр, сын Александра! Они признали меня! Теперь признали все! А тень старого упрямца Агиса отправилась в Аид. А ведь хитрец Птолемей еще не знает о моей победе при Мегалополе. Тем значительнее признание.»

Кратер жевал губами, читая письмо. Наконец он поднял голову.

— Он называет тебя сыном своего возлюбленного брата Александра, своим племянником. Он хочет, чтобы ты считал его своим отцом. Он предлагает союз.

— Много возомнил о себе старый лис, — буркнул стоящий в царской свите Полисперхонт, — зовет себя сыном Филиппа. Даже если это правда, я бы на его месте не стал кичиться тем, что мою мать, как вещь после использования подарили тому, кого я всю жизнь считал отцом.

— Какое это имеет значение теперь, — ответил Кратер, — он в силе и он признал нас. И Антигон признал. И Демосфен признает, если только мы его раньше не прирежем.

Пирр улыбался. «Царь Пирр, сын Александра». Рожденный для жизни в забвении, он достиг высоты, казавшейся невозможной. Под его ногами лежала покорная Греция. Перед ним простирался весь мир.

Плутарх, «Сравнительные жизнеописания

Пирр I и Сигисбарн Парфянский»

Библиотека Птолемаиды Египетской

Римляне напали на тарентинцев. У тех не было сил вести войну, но бесчестная дерзость вожаков народа не давала им сложить оружие, и тогда они задумали призвать и сделать военачальником в войне против римлян Пирра, отличного полководца и в то время самого праздного из царей. Правда, старейшие и наиболее благоразумные граждане были против такого замысла, однако тех из них, кто выступал открыто, сторонники войны криками и прямым насилием прогнали из Собрания, прочие же, видя это, удалились сами.

И вот один рассудительный человек, по имени Метон, в день, когда должны были принять решение, надел увядающий венок, взял в руки факел, как делают обычно пьяные, и явился в Народное собрание, сопровождаемый флейтисткой. Как бывает везде, где власть народа не знает должных пределов, толпа, увидев это шествие, встретила его рукоплесканиями и смехом, и никто не остановил Метона, напротив, его просили вместе с флейтисткой выйти на середину и спеть. Он сделал вид, будто так и собирается поступить, но когда воцарилось молчание, сказал: «Тарентинцы! Как хорошо вы делаете, что дозволяете желающим бражничать и шутить, пока можно. Но если вы в здравом уме, то поспешите и сами воспользоваться этой вольностью: ведь когда в город явится Пирр, дела пойдут иначе и другая жизнь начнется для нас». Эти слова многим тарентинцам показались убедительными, и Собрание подняло крик, что Метон правильно говорит. Однако те, кто боялся, как бы после заключения мира их не выдали римлянам, обругали народ за то, что он так добродушно позволяет пьяному бесстыднику высмеивать его, а Метона сообща прогнали.

Итак, мнение сторонников войны возобладало, и в Македонию отправили послов, чтобы отвезти Пирру дары от имени не только тарентинцев, но всех вообще италиков, и сказать, что им нужен разумный и прославленный полководец и что в их распоряжении есть большие силы луканцев, мессапов, самнитов и тарентинцев: всадников около двадцати тысяч, а пехотинцев триста пятьдесят тысяч. Эти речи воспламенили не только Пирра, но и македонянам внушили нетерпеливое желание выступить в поход…

Весна четвертого года 119-й Олимпиады

Порт Авлон, недалеко от устья реки Аой

Онесикрит, наварх македонского флота, крепко сбитый человек средних лет,