Книга Ты умрешь влюбленной - Юлия Лист

– магистерский диплом Парижского института криминологии. Вместе с братом – бывшим криминальным аналитиком, она составляла психологические профили убийц, грабителей, насильников.

Но не только. Бюро брало на себя профилирование сотрудников фирм, школ, институтов.

У Эмиля была страсть к психологии лжи. Он хватался за любую возможность изучить проявления эмоций на человеческих лицах. Огромный стеллаж в его кабинете с папками включал распечатки разных искаженных гримасами лиц, напротив которых плясали каракули заметок Эмиля. Выглядело жутко, точно он какой-то сталкер. Но он был своего рода ученым в области, которая не могла похвастаться обилием исследований. Он готовил большую монографию по психологии лжи, которая, по его словам, переплюнула бы Экмана, Шерера и даже Роберта Сапольски. И Зоя была для него неизменным помощником.

Иногда Вера спрашивала себя, зачем Эмиль пригласил ее, Веру, работать в своем бюро? Если им был нужен в штате психолог, они могли принять француза или француженку. Зачем звать психолога из России? Долгое время это оставалось загадкой. А потом она поняла. Брат и сестра Герши являлись потомками русских эмигрантов. Зоя публиковалась под русским псевдонимом, обожала Бехтерева и Лурию. Часто можно было слышать, как они оба ссылаются на труды российских и советских психологов, психиатров и физиологов. Они боготворили русскую науку. Даже Юнг с Фрейдом не были для Эмиля и Зои такими авторитетами, как Сеченов и Павлов.

Но их команде явно недоставало человека, если не здравомыслящего, то хотя бы не отягощенного фобиями, зависимостями и психозами. Вера была своеобразным Ватсоном для Шерлока Холмса в лице брата и сестры Герши, уравновешивая их дикую экспрессию выдержанностью уроженки Северной столицы России.

– Не будем обмениваться экивоками, – начала Зоя, когда они покинули шумный вестибюль Школы Лувра и шли мимо пирамиды. – Сразу перейдем к делу. Я уже говорила с Эмилем, хочу предупредить и тебя. Не стоит связываться с семейством Ардити. Это такое болото, которое не стоит того, чтобы в нем погибнуть.

Она рассказала, что состоит в дружеских отношениях с Сильвией Боннар, поведала о ее нелегком браке с Рене Ардити.

Девушки свернули с шумной Риволи на улицу Адмирала Колиньи и как раз проходили позади Лувра мимо церкви Сен-Жермен л’Оксеруа. Зоя указала жестом на пешеходный переход напротив церкви, они перешли улицу и нырнули в переулок, двинувшись вдоль стены бокового нефа старинной церкви. Справа стояли дома начала прошлого века, ничем особо не примечательные, кроме светлых стен и прямоугольных окошек с белыми жалюзи. На углу здание завершалось странной отделкой по цоколю из крашеного зеленого металла с коваными солнцами в кругах и двумя зеркалами, в одном из которых Вера увидела свое удивленное отражение. Впрочем, странной абстракции, обнимающей угол первого этажа, не мешал целый полк баков, исписанных граффити и до верха набитых мусором.

В этом был весь Париж! Справа – величественная готическая церковь двенадцатого века, слева – какая-то железная абстракция с зеркалами и мусорные баки, исписанные красками из баллончиков.

Они повернули на де л‘Арбр-Сек, которая плавно перетекала в улицу, носящую название Школьная Площадь. Вера не смогла не глянуть за плечо – позади нее уходила вниз знаменитая улица Сухого Дерева (Арбр Сек), где располагалась гостиница «Путеводная звезда», в которой жили граф де Ла Моль и граф де Коконнас из романа Дюма «Королева Марго».

– Мне нравится это местечко. Здесь не бывает много народу. – Зоя указала на стулья в бежевую полоску, расставленные вокруг круглых столиков. Кафе под красной маркизой носило название «Кафе дю Пон-Нёф», посетителей почти не было, кроме того, набежали темные тучки и похолодало.

Вера села за столик, окинув взором набережную Лувра: где-то вдалеке торчал шпиль готической башни, яркими кляксами на полотне городского пейзажа были разбросаны шапки цветущих магнолий и темные чепцы крыш. А небо! Сегодня оно было просто потрясающим, облака то набегали, то открывали невиданную голубизну, которая бывает только в марте-апреле, чуть пахло дождем – возможно, в каком-то из округов и пробежал короткий проливной дождик.

Вера оторвала себя от созерцания – ну никак она не могла привыкнуть к тому, что живет едва ли не на полотнах Ренуара и Писсарро, – и повернулась к сидевшей напротив Зое.

– Я понимаю, что не все так просто с этой семьей, – мягко начала Вера. – Но ведь совершено убийство человека слишком известного, чтобы начальник уголовной полиции – ваш дядя – стал от него уклоняться.

– Поверь мне, стал бы. Когда дело касается семейных передряг – даже полиция не рискует вмешиваться. – Зоя улыбнулась одними губами и стала похожа на греческую Кору периода архаики – в Лувре было полно этих улыбающихся каменных богинь.

– Мне показалось, Эмиль заинтересован. Он уже дал новые указания судмедэкспертам проверить, не была ли та перестрелка постановочной.

Зоя ничуть не удивилась. То ли сама догадалась, что убийство четверых наркодилеров было лишь мизансценой, то ли Эмиль ей успел доложить. Она молчала, ожидая, когда Вера вывалит все доводы.

– Картина Бэнкси – хороший предлог, чтобы проникнуть в резиденцию Ардити и лучше узнать всех членов семьи, – продолжала настаивать Вера. – Я убеждена, что отец семейства был убит кем-то из них. Деньги, наследство – самый распространенный мотив после убийств на почве любви и из мести.

– Верно. Но только вот неспроста нас туда втягивают. Это похоже на ловушку.

– Но смысл? Ловушка для детективного бюро?

– Довольно хитрый способ подтасовать чью-то вину или невиновность на глазах у органов правосудия.

– И рискованный. Неужели Даниель Ардити способен на это?

Зоя отвела глаза, но Вера успела заметить, как ее губы на долю секунды поджались, выражая презрение или жалость.

– Тем более я бы не стала связываться с Даниелем Ардити.

– Но почему?

– Потому что он… – Зоя на мгновение запнулась, чуть свела брови, как бывает, если требуется подавить непрошеные слезы. – Ты, несомненно, слышала про художника Сальвадора Дали?

Вера сначала захлопала глазами, но потом догадалась, что Зоя будет проводить параллели с миром искусства.

– Ну конечно! «Постоянство памяти», любовь к психоанализу Фрейда, знаменитые усы, через которые у него была связь с космосом, муравьед на поводке в качестве питомца, реклама шоколада…

– Самая емкая биография Дали из тех, что я слышала, – искренне улыбнулась Зоя; Вера даже покраснела от удовольствия – неужели в кои-то веки удалось растопить сердце этой Снежной королевы!

– Но при чем тут испанский художник?

– Они похожи. Даниель и Дали. Даже в именах есть что-то общее… И это не просто так! Про Дали сестра художника говорила, что он носит маску. Но беда в том, что он забыл, где его маска, а где – истинное лицо. Это был