Книга Однажды в детстве, после Войны - Иван Губарь

войны. Орденоносец. Внимательный, заботливый, умный руководитель. И тем не менее получил прозвище – «Цебер». Цебер – широкая деревянная кадушка. Здесь, видимо, основанием послужила его фигура. Невысокий, но плотный был мужчина. Да и весом бог не обидел – когда садился в председательскую бричку, а затем спустя годы, «Победу» – рессоры проседали порядком.

Второй председатель колхоза, с которым я был в очень хороших, возможно, даже дружеских отношениях, Федя Журав, в наследство от родителей получил кличку «Цуй». Хотя в весе не уступал Василию Ивановичу, но все равно остался «Цуем».

Были у нас «Здрок», «Мисюра», «Коршак», «Зелик», «Заяц», «Пипка», «Пуд», «Баран», «Медведь», «Тхор», «Шаматун», «Бабай», «Беба», «Мудрик», «Повар», «Шорник», «Бомкала», «Кныр», «Коршащиха» и т.д.

В абсолютном большинстве это хорошие порядочные люди, с некоторыми из них я нахожусь в родственных отношениях, других искренне уважаю за их жизненное кредо, за желание и умение трудиться. Взять хотя бы дядю Сашу Авдеенко. Ровесник моей мамы, 1907 года рождения. Участник войны. Один из двух шоферов в нашей послевоенной деревне. Родился и постоянно жил в нашей деревне, но почему-то больше известен как «Хохол».

Но были семьи, в том числе и моя, которые не удостаивались прозвищ. Может быть, потому, что с фамилией "Губарь" кличка уже не очень-то и нужна. Хотя отдельные члены семей этой участи не избегали. Так, мой брат Семен (1936 года рождения) в детстве вместо слова «трубка» говорил «Срубка». Так и прожил всю жизнь под псевдонимом «Срубка». Характерно то, что к его двум сыновьям это не приклеилось.

Называя многих своих односельчан и даже родственников вот этими именами, я, ради бога, не стремлюсь никого из них обидеть, и не только их, но и их потомков. Можно, конечно, обойтись и без этого, но тогда, на мой взгляд, будет потерян свой, характерный только для моей деревни колорит, и будет рассказом о деревне вообще, а не о моей родной деревне Селец.

Как и кем давались эти прозвища – неизвестно, но народная молва авторство многих из них приписывает Василию Карповичу и кузнецу из деревни Городище Фоке. Кузнец в деревне – самый востребованный уважаемый человек. У нас в деревне кузнечил дядя Саша Ващенко. Человек и кузнец был прекрасный. Оба своим ремеслом владели в совершенстве. Делали прекрасные плуги, серпы, вилы, лопаты, ножи, оси для телег, обручи на бочки, подковы для лошадей, то есть все то, что было крайне необходимо крестьянину, но не всегда имелось в продаже в сельпо.

Но в отличие от Ващенко, Фока был человек, щедрый на юмор. Да и талантом стихосложения был не обойден. Ведь именно он на мотив песни «От колхозного вольного края» сложил частушки, в которых в порядке размещения домов упомянул о каждом жителе своей деревни Городище.

Эта деревня состояла из одной улицы, которая являлась как бы продолжением одной из трех улиц моей деревни. Помню, что в самом крайнем доме проживал дед Котлобай (бессменный сторож колхозного сада и злейший враг всех мальчишек).

Начиналась эта поэма так: «От колхозного вольного края – начиная от Котлобая, а за ним – Настасья Кривая …» и таким вот образом были перечислены все жители Городища. (Кривая – это прозвище. С детства хромала на одну ногу).

Особенно нравилась нам его коляска на резиновом ходу. Сколько раз мы, мальчишки, угоняли ее из двора хозяина, чтобы покатать по деревне друг друга. Правда, домой возвращали не всегда. Иной раз хозяин находил ее на крыше соседнего дома или своего сарая, а иногда она падала в колодец. К его чести, на нас он не очень обижался, хотя всегда грозился: «Поймаю, запрягу и с пугой проеду по всей деревне». Но не поймал, не запряг. А пуга – это просто сплетенный из сыромятной кожи кнут.

Ну не могли мы удержаться – больно уж диковинная была тележка. Это уже потом в колхозе будут и легковые автомобили «Победа» и «Волга», и несколько ЗИС-5, подаренных колхозу Маршалом Советского Союза Семеном Константиновичем Тимошенко. Маршал избирался в Верховный Совет СССР вместе с жительницей нашего села Евгенией Гавриленко.

Кто такая Женя? Выросла в многодетной семье. Когда мужики ради шутки спрашивали ее отца Виктора, сколько же у него детей, он глубоко задумывался и потом отвечал «А хто его знае? Ци двянацать, ци тринацать. Сягодни спрашу у Домны». Домна – это его жена. Жили они, конечно, даже по тем меркам – очень бедно. Ютились в небольшом, вросшем в землю и слегка накренившемся доме. Женя работала свинаркой, и действительно – очень хорошо работала. Вот ее и выдвинули в состав высшей власти страны. Но была одна закавыка – она была совершенно безграмотной и вместо подписи ставила крестик. Ликвидировать безграмотность на уровне "хотя бы научить расписываться" поручили учительнице Селецкой начальной школы Груне Антоновне Шинкаренко. Справилась. Хорошая была учительница. Не одно поколение моих односельчан обучила она читать и писать.

Маршал Советского Союза Семен Константинович Тимошенко, познакомившись со своей будущей коллегой, тоже принял участие в судьбе Евгении Викторовны. Прислал солдат строительного батальона, которые в течение одной недели справили для нее хороший деревянный дом. Деревенские же остряки приклеили ей прозвище «Депутатка».

Впрочем, я собирался рассказать про наш мальчишеский досуг, но отвлекся. Выполняю обещание.

Перефразируя классика, можно сказать, что из всех искусств самым доступным для нас было кино. Фильмы в деревенском клубе показывали каждую субботу и воскресенье, за исключением летне-осеннего периода, когда зрительный зал был заполнен свеженамолоченным зерном ржи или пшеницы. Вынужденный перерыв в культурном просвещении масс продолжался не более трех месяцев. Затем зерно переносили в колхозный амбар, и мы вновь могли смотреть фильмы.

Доступное – это не значит пришел, купил билет и занял место в зале. Этот общепринятый способ не всегда можно было реализовать на практике. Причина все та же – отсутствие денег. Билет стоял 40 копеек, а это значит, что нужно сдать в магазин сельпо два куриных яйца, что тоже было не всегда возможным. А кинофильм посмотреть-то хочется…

Поэтому часто во время демонстрации фильма все окна снаружи клуба были «обвешаны» зрителями. Правда, были некоторые проблемы со звуком и изображением, но это детали – воображение дорисует. На этих «местах» преобладал зритель в возрасте, способный отвоевать себе место. Мы, малышня, шли иными путями. Их мне было известно два. Первый – незаметно проскользнуть в зал в толпе «обилеченых» зрителей. Иногда это удавалось, но гораздо чаще задержанный «заяц» излавливался и безжалостно удалялся из зала.

Второй способ был более сложным. Нельзя пройти? Значит, будем пролезать. И