Книга Каким был для меня XX век. Российский посол в отставке вспоминает и размышляет - Владимир Михайлович Семёнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как это у Льва Николаевича Толстого? «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему»... Так и мы со своим имперским прошлым несчастливы по-своему.
К концу века разрушились один за другим внушенные россиянам мифы: «Построим светлое коммунистическое будущее», «Догоним и перегоним Америку», «Одна из двух супердержав», «Союз нерушимый республик свободных», «Перестроимся под новым, просвещенным руководством КПСС в демократическое общество», «Каждому — кусочек Родины — ваучер»... Перечень развеселит кого угодно! Было бы чувство юмора.
Не много ли разочарований для одного поколения?
Я прожил достаточно лет, прошел через всю эту вереницу мифов, и не питаю ложных иллюзий по отношению к будущему, но и не одобряю тех, кто мечтает о реставрации и реванше. История не любит рывков назад и мстит за них. История благоволит тем, кто учится у нее.
Путь от великой империи и могучей державы к вполне уютной Британии, Франции, Голландии, Швеции, Австрии или Португалии не заказан никому, когда страна теряет «имперскую силу». Различно проходят этот путь и различным бывает результат. Причем о результате можно говорить только применительно к сегодняшнему дню. Жизнь не стоит на месте, и та же Британия меняется на наших глазах. Кажется, возможно ли далее «клеточное деление» такой островной нации, как британцы? События свидетельствуют, что многовековое тесное сожительство англичан, шотландцев, валлийцев, ирландцев не стерло национальных различий, не погасило проявления национального соперничества и даже неприязни.
Шотландцы настаивают на самоуправлении, они уже давно печатают свой, шотландский, фунт стерлингов, хотя его отличие от общебританского — всего лишь в изображении. Есть свидетельства того, что и англичане начинают занимать позицию самообороны и подчеркивать свои национальные особенности. Конец XX века был отмечен таким «национальным» проявлением чувств, казалось бы, невозмутимых англичан, как футбольный вандализм, пятнающий имя старой доброй Англии чуть ли не на всех международных чемпионатах.
Вполне очевидно, что национализм (особенно когда национальное самолюбие ущемлено) не только не уйдет в прошлое, но и создаст немало драматических ситуаций в новом столетии.
Древняя история человечества была озарена могуществом Египетской империи, которая возникла более пяти тысяч лет тому назад и просуществовала три тысячи лет, но к началу эры Христа пришла в упадок и была завоевана возвысившейся к тому времени Римской империей. Римляне крепили свою империю на протяжении ряда столетий, во II веке нашей эры она простиралась в Европе даже на Британские острова, но стала чахнуть, распадаться. Восточная Римская империя под названием Византия просуществовала еще тысячу лет, была предметом зависти князей Киевской Руси, но и ей пришел конец.'
Сейчас можно вспоминать и канувших в историю Римскую империю с Византией, и Александра Македонского, и Чингисхана... Можно вспомнить могущество Великих Моголов и великолепие китайских императоров... Важно не растеряться и не потеряться на своем пути. Смотреть вперед, не назад. Мудрый человек высказал простую истину, что нельзя идти вперед, повернув голову назад. Хотя оглядываться не вредно, как и осматриваться по сторонам. История дает много примеров возрождения могущества наций в какой-то новой ипостаси благодаря силе воли и труду, что не заказано и россиянам. О том же свидетельствует и горький опыт хладнокровных британцев или голландцев.
Вряд ли россияне, вступая в XXI век, могут рассчитывать на поблажки от истории, ожидать особой судьбы, отличной от судьбы других умерших империй. Но и в «ущербные» нации не стоит записываться. Уже сама история освоения нашими предками гигантского и сурового евро-азиатского пространства — есть история мужественного и стойкого народа, достойного большой цели и большой судьбы. А следовательно, и должного уважения. Почаще нужно говорить о величии духа, а не о величии нации. Первое приведет и ко второму.
Ну, а если вернуться к нелестным оценкам российских нравов прошлого, то их стоило бы скорректировать на нравы того времени. Разумеется, поведение московитов эпохи Ивана Грозного не могло вызвать восторгов западноевропейских гостей. Но Русь тогда еще только оттаивала от трехвекового татаро-монгольского ига, и небыстро возрождалось доверие к пришельцам, теперь уже с Запада, иначе говоря — с другого края света. А сами пришельцы, очевидно, выплескивали в своих рассказах разочарование от того, что при общении с загадочными московитами не удавалось, как в других экзотических туземных землях, разменять стеклянные бусы на горсть драгоценных камней.
Россия сегодня подобна джину, выпущенному из бутылки
России нужен не царь во главе, а царь в голове.
«И дым Отечества нам сладок и приятен».
«У нас удивительная страна. У нас не как в Греции «все есть». У нас все может быть».
«Все, соединенное вместе, рано или поздно разваливается».
Бутылка разбилась. Разом лопнула, разлетелась на куски: где — Украина, где — Прибалтика, а где — Бухара или гора Новый Афон, попавшая в «ничейную зону».
Взбирался я на легендарную гору Новый Афон в далеком 1952 году, когда мне было немногим за двадцать. Впервые тогда я оказался у Черного моря, причем — в доме отдыха, который размещался в легендарном древнем монастыре на склоне этой горы, дорогой всякому православному россиянину. Жил в келье на двоих, на пару с коллегой по работе, с которым учились ранее на одном курсе.
Весь день мы болтались внизу, на берегу моря, а порой карабкались по крутым склонам вверх, где располагалось абхазское поселение. Однажды на большую компанию взяли здоровую бутыль местного красного вина «Мочара», но не смогли «прикончить» ее, и тогда два местных старца пообещали сделать это к вечеру за нас. Пытались попасть в знаменитые пещеры, но доступ в них тогда был закрыт (говорили о минах, оставшихся от войны). Выезжали на экскурсии в Сухуми, дивились обезьяннику и тенистому ботаническому саду. А Черное море даже в ноябрьские дни было таким ласковым. Там я понял на всю жизнь, что лучше гор и моря могут быть лишь другие горы и другое море.
Мне повезло: в последующие годы мог плавать снова в Черном море на побережье Крыма и карабкаться там по склонам Ай-Петри. Мог в Железноводске взбираться на Бештау и Железную, а в Пярну и Юрмале — долго брести по мелководью Балтики. В другое время не раз бывал в Гастингсе, Маргейте, Брайтоне, освежаясь студеным Северным морем. Плавал в не менее студеной воде северной Атлантики, посещая Галифакс и Шарлоттаун. А то — мчался на горных лыжах по крутым склонам