Книга Очерки из будущего - Джон Манро

и мы вместе считали звезды. Вот! Теперь это исчезло, – и он с сожалением отвернулся.

Она смотрела на его отвернутое лицо с жалостью, которая выдавала всю ее тайну. Она бы не хотела, чтобы он увидел ее как остальной мир, но это было бы облегчением – на мгновение придать своим чертам печальное выражение, которое мышцы лица устали подавлять. Осенний аромат усиливался по мере того, как воздух становился все более влажным, и он стоял, вдыхая его и, видимо, ощущая его влияние, как какой-то дельфийский оракул.

– Есть ли что-нибудь, Мэри, есть ли что-нибудь столь прекрасное, как тот свет вечности, что ложится на фигуры памяти? Кто, однажды почувствовав его, может больше заботиться об обычном дневном свете настоящего или получать удовольствие от его примитивных декораций?

– Ты наверняка простудишься, стоя на этой мокрой траве, зайди, пожалуйста, и позволь мне закрыть шторы, – сказала она, поскольку сочла веселый свет лампы лучшим средством от его меланхолии.

Итак, он вошел, сел в свое специальное кресло, и они целый час болтали на разные деревенские темы. Точка зрения, с которой они рассматривали людей и вещи Плейнфилда, была особенной. Их круг из двух человек был подобен отдельной планете, с которой они наблюдали за миром. Их тон был похож и в то же время совершенно непохож на тот, которым супруги, давно состоящие в браке, обсуждают своих знакомых, ибо, хотя их мысленная близость была совершенной, их вид выражал постоянное взаимное уважение и заботу об одобрении, которые не следует путать с ужасающей фамильярностью супружества, и в то же время они составляли самодостаточный круг, отделенный от окружающего их общества, как не могут муж и жена. Муж и жена настолько слиты воедино, что чувствуют себя единым целым по отношению к обществу. Они слишком сильно отождествлены, чтобы найти друг в друге то чувство поддержки, которое требует ощущения превосходства жизни нашего друга над нашей собственной. Если бы эти двое поженились, они вскоре оказались бы вынуждены искать убежища в общепринятых отношениях с тем обществом, от которого теперь они были независимы.

Наконец мистер Морган встал и раздвинул шторы. Сияние полной луны так заливало комнату, что мисс Руд была вынуждена из сострадания задуть бедную лампу.

– Давайте прогуляемся, – сказал он.

Улицы были пусты и безмолвны, и они шли в тишине, очарованные совершенной красотой вечера. Густые тени вязов придавали особенно насыщенный эффект случайным полосам и пятнам лунного света на глади улицы, белые дома поблескивали среди своих садов; и тут и там, между темными стволами деревьев, виднелась блестящая поверхность широких окрестных лугов, которые выглядели как маленькие моря.

Мисс Руд была поражена, увидев, как колдовство этой сцены овладело её спутником. На его лице появилось застывшее выражение полуулыбки, и он отпустил ее руку, как будто они прибыли в увеселительное заведение, куда он ее сопровождал. Он больше не шел размеренным шагом, а скользил крадучись, вглядываясь то в одну, то в другую сторону лунной дали и в тени беседок, словно ожидая, что, если он сможет ступать достаточно легко, мельком увидит сидящих там людей из сновидений.

Да и сама мисс Руд не могла устоять перед впечатлением, которое производил лунный пейзаж, изобилующий утонченными формами жизни, ускользающими от грубых чувств человеческих существ, но воспринимаемыми их более тонкими частями. Каждый уютный уголок света и тени был еще теплым от чьего-то присутствия, которое только что покинуло его. Пейзаж наполнен неземными формами бытия под живительными лунными лучами, подобно тому, как земная плесень пробуждается к физической жизни под воздействием солнечного тепла. Желтый лунный свет казался теплым. Воздух был наэлектризован трепетом окружающего существования. Было ощущение давления, скопления людей. Было невозможно почувствовать себя одиноким. Пульсирующие звуки мира насекомых казались ритмом, которому спонтанно задалась красота ночи. Обычный дневной воздух был превращен в атмосферу мечтательности из страны грез. В этой волшебной среде различие между воображением и реальностью быстро стиралось. Даже мисс Руд ощутила восхитительное волнение, смутное предвкушение. Мистер Морган, как она увидела, был тронут гораздо сильнее, чем даже его преувеличенная привычка к возбуждению воображения. Его влажные, сияющие, широко раскрытые глаза и восторженное выражение лица свидетельствовали о том, что он не воспринимал происходящее как иллюзию.

Поскольку концентрация мозга на творческой деятельности делала двигательные функции вялыми, они уселись на грубую скамью, сделанную из доски, втиснутой между двумя вязами, стоявшими вплотную друг к другу. Они находились в тени деревьев, но совсем близко от их ног колыхалось озеро лунного света. Пейзаж, мерцающий перед ними, был театром их пятидесяти лет жизни. Их история была написана на этих деревьях, лужайках и дорожках. Сам воздух этого места приобрел для них плотное, теплое, осязаемое ощущение, по сравнению с которым воздух всех других мест был разреженным и сырым. Он был пропитан их собственными духовными эманациями, мыслями, взглядами, словами и настроениями, о которых он так долго получала впечатление. Он стал таким живительным воздухом, насыщенным смыслом и мыслью, из которого можно было бы создавать души для людей.

Там, на игровой площадке, все еще витал слабый фиалковый аромат их детства. Под этим вязом поцелуй когда-то коснулся воздуха огнем, который до сих пор мимоходом согревал их щеки. Там, в невидимом воздухе, как на мраморе, был вырезан силуэт лица. Конечно, смерть касается только живых, ибо мертвые всегда сохраняют свою власть над нами; лишь только мы теряем свою власть над ними. Каждая панорама покрытой листвой арки и далекого луга обрамлена какой-нибудь сценой из их юности, окрашенной в нетленные тона памяти, которые заимствуют у времени все более насыщенный и сияющий оттенок. Неудивительно, что этим двум старикам, сидящим на скамейке между вязами, атмосфера перед ними, насыщенная ассоциациями, насыщенная воспоминаниями, должна была казаться довольно трепетной, обретающей материальные формы, подобно далекому туману, превращающемуся в дождь.

Наконец мисс Руд услышала, как ее спутник сказал дрожащим от восторга шепотом:

– Знаешь, Мэри, мне кажется, я очень скоро их увижу.

– Кого увидишь? – спросила она, испугавшись его странного тона.

– Ну, конечно, нас самих, как я тебе и говорил, – прошептал он, – посмотрим на нас с тобой, когда мы были молоды, увидим так же, как я вижу тебя сейчас. Разве ты не помнишь, что именно здесь мы обычно гуляли весенними вечерами? Мы больше не ходим здесь, но они ходят всегда, прекрасные, прелестные и молодые. Я часто прихожу сюда, чтобы подстеречь их. Я чувствую их сейчас, я почти… почти вижу их. – его шепот стал едва слышен, и слова медленно падали. – Я знаю, что зрелище приближается, потому что с каждым днем