Книга Кронштадтское восстание. 1921. Семнадцать дней свободы - Леонид Григорьевич Прайсман

1-й Пулеметный полк считался одним из самых разложившихся полков. ‹…› К этому полку, который назначен был к отправке на фронт, военное начальство непрерывно присоединяло разложившиеся элементы из других полков с тем, чтобы на фронте распределить их небольшими группами среди дисциплинированных частей»[53]. Держа в Ораниенбауме вблизи столицы неблагонадежные части, власти, казалось, в первую очередь хотели ускорить революцию. После победы Февральской революции три из четырех батальонов полка передислоцировались в Петроград. Революционные заправилы полка решили воспользоваться соглашением Петросовета с Временным правительством о невыводе из Петрограда войск, участвовавших в революции, хотя 1-й Пулеметный полк в Ораниенбауме не принимал в ней никакого участия. Фронт решительно требовал присылки новых пулеметных команд. Полковой комитет, находившийся под сильным влиянием анархистов, объявивший 21 июня об отправке на фронт 30 пулеметных команд, постановил: «…в дальнейшем мы будем посылать команды на фронт только тогда, когда война будет носить революционный характер, который возможен только при устранении от власти капиталистов и переходе ее в руки демократии в лице Всероссийского совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов»[54]. 2 июля 1917 г. петроградские анархисты приняли решение о мобилизации всех сил для организации выступления по свержению Временного правительства. Один из лидеров анархистов-коммунистов, член Петроградского и Кронштадтского советов И. С. Блейхман, переодевшись в солдатскую форму, повел агитацию за вооруженное выступление в казармах 1-го Пулеметного полка. 3 июля в 16 часов полк в боевом порядке двинулся к Таврическому дворцу – месту заседания ВЦИК Советов и Петроградского совета. К пулеметчикам присоединились солдаты Гренадерского, Московского и Павловского полков, а также рабочие, в большинстве путиловцы. Церетели, наблюдавший демонстрантов, писал: «С самого начала демонстраций на улицах началась стрельба, в результате которой были убитые и раненые. Кто был инициатором этой стрельбы? Провокаторы, затесавшиеся в ряды демонстрантов? Анархисты? Черносотенцы, стрелявшие в демонстрантов из-за угла? Или же наиболее фанатически настроенные большевистские демонстранты, горевшие желанием „пострелять в буржуев“? Если перечитать мемуарную литературу, относящуюся к июльским дням, станет ясно, что все эти факты, а также случаи простой панической стрельбы одних групп демонстрантов по другим, были налицо»[55]. Большевики во всем обвиняли своих противников. Н. И. Подвойский, глава военной организации при большевистском ЦК, говорил о стрельбе 3 июля: «Несмотря на провокационные выстрелы, войска, за исключением 1-го Пулеметного, не употребляли оружия»[56]. Мы считаем, что неожиданно вспыхнувшее июльское наступление исключало подготовку каких-либо засад. Большевистские авторы обвиняют в открытии стрельбы казачьи части, но казаки, отказавшиеся 4 июля выступить на защиту не только Временного правительства, но даже ВЦИК Советов, если вместе с ними не выступят пехотные полки, явно не могли пойти на самоубийственный обстрел Пулеметного полка. Весь вечер по городским улицам носились грузовики с вооруженными рабочими и солдатами, открывавшими беспорядочную стрельбу по окнам буржуазных домов.

3 июля в Кронштадт прибыла группа солдат-пулеметчиков и анархистов. Интересно, что кронштадтские большевики и анархисты ничего не знали о событиях в столице. В это время в Сухопутном манеже Ярчук читал лекцию «О текущем моменте», когда прибывшие из Питера пулеметчики, ворвавшись в зал, стали кричать: «Почему здесь занимаются теоретическими вопросами, когда в Петрограде льется кровь?» Все бросились на митинг на Якорную площадь. Если анархисты требовали немедленного выступления кронштадтцев, то в речах большевиков чувствовалась растерянность, о чем Ярчук писал в воспоминаниях: «В то время, как большевик Рошаль говорил на митинге о вооруженной демонстрации под лозунгом: „Вся власть Советам в центре и на местах“, другие члены партии вместе с Раскольниковым дежурили у прямого провода, ожидая решения Ц. К. партии, заседавшего в Питере. На вопрос Раскольникова, заданный Рошалю: „А что, если партия решит не выступать?“ – последний ответил: „Ничего, мы их отсюда заставим“»[57].

Руководство РСДРП(б) засомневалось. Ленину и его окружению очень хотелось взять власть, но если, с одной стороны, они видели полное бессилие Временного правительства, все возрастающую поддержку большевиков со стороны рабочих Петрограда, столичного гарнизона и Кронштадта, то с другой, они понимали, что в большинстве районов страны и на фронте их мало кто поддерживает. Хотя Ленин считал, что мирным путем Советы не могут взять власть в свои руки: «Власть не передают. ‹…› Ее берут с оружием в руках ‹…›. Необходимо дать пролетариату указания, что вся организация его силы, в конечном счете, имеет целью восстание, если не через дни, не в ближайшие недели, то, во всяком случае, в ближайшем будущем»[58]. Но ближайшее будущее можно понимать различно. Ленин считал, что большевики не готовы сейчас выступать. Противоречивость в действиях большевистского руководства усиливалась еще и потому, что они остались без главного руководителя. 29 июня Ленин уехал на дачу В. Д. Бонч-Бруевича под Выборгом. Но выступление пулеметчиков, рабочих, сообщение о желании матросов Кронштадта также принять участие в демонстрации вынудили большевистских лидеров возглавить демонстрацию. Поздно вечером 3 июля на 2-й общегородской конференции РСДРП(б) было решено принять участие в демонстрации с тем, чтобы придать ей мирный и организованный характер[59]. Но вождя пролетарской революции продолжали охватывать сомнения. Утром 4 июля со свойственным ему неподражаемым цинизмом Ильич заявил группе своих приближенных, среди которых находились Л. Д. Троцкий и Г. Е. Зиновьев: «А не попробовать ли нам сейчас ‹…›. Нет, сейчас брать власть нельзя, потому что фронтовики все еще не наши. Сейчас обманутый либералами фронтовик придет и перережет питерских рабочих»[60]. Церетели справедливо сделал вывод: «…выступление, организованное низами партии под видом чисто стихийного движения масс, „вынудило“ руководящие органы большевистской партии возглавить это движение, и с этого момента число демонстрантов увеличилось»[61]. Утром 4 июля 12 тыс. матросов Кронштадта на пассажирских и торговых судах прибыли в Петроград. Боевых кораблей в Кронштадте не было, все они находились в Гельсингфорсе и Ревеле. Прибытие массы матросов подняло шансы на успех переходящей в восстание демонстрации. Н. Н. Суханов вспоминал: «Кронштадтцы были, несомненно, главной ставкой партии Ленина и главным, решающим фактором в его глазах. ‹…› Высадившись на Николаевской набережной, кронштадтцы выстроились в отряды и направились… к дому Кшесинской, к штабу большевиков»[62]. Подойдя к большевистской цитадели кронштадтцы стали требовать выступления вождя большевиков. Видимо, Ленин находился в мучительных сомнениях. 12 тыс. готовых на все вооруженных матросов только ждут его приказа, его распоряжения ждут и 30 тыс. рабочих, а также тысячи солдат, окружавших дворец Кшесинской. Временное правительство и Исполком Советов не могут рассчитывать ни на одну часть, в лучшем случае, как это было с солдатами Семеновского и Преображенского полков, было обещано соблюдение нейтралитета. Но Ильич медлит и не хочет выступать.