Книга Скованный - Теодор Картер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она говорит:
— Да папочка, трахни меня!
Томас смотрит на нее и видит Элли.
Твою мать.
Нет. Все это мысли. Галлюцинации Разума. Маргарет скачет. Глаза Томаса закатываются. Ее грудь — совсем не то же самое, что грудь Дианы. Хотя Диана старше ее в два раза.
Томас кончает. Струя спермы брызгает на бедра Маргарет. Она симулирует оргазм. Томас знал это.
Маргарет говорит:
— Тебе нравилось все, что я делала?
— Да, — говорит Томас.
Только сейчас он понимает, что все это время представлял Диану. Маргарет говорит:
— Ты хочешь трахнуть меня еще раз?
— Да, — отвечает Томас.
Из головы не выходит Диана. Она намертво въелась в извилины мозга. Только сейчас он понимает, что изменил жене. Никакого единения двух противоположностей. Безумно страстный секс, но точно такой же бесчувственный, как с Дианой. Маргарет говорит:
— Только не забудь мне заплатить, я не трахаюсь бесплатно.
Твою мать.
Глава 2. Бесшумный половой акт
1
— Это же скоро закончится, ведь так? — говорила Диана.
— Что именно?
— Мы с тобой.
Томас Клаус и Диана Кларк. Они лежали на бесконечно прошлогоднем сене головой друг к другу, не спеша затягивали косяк и передавали его кончиками пальцев. Солнечный свет дразнился бликами, что проникали сквозь щели в крыше и бегали по стенам чердака. Диане — девятнадцать. Ее губы смыкались в трубочке, грудь вздымалась, она выдыхала дым и говорила, закрыв глаза.
— Так ведь оно обычно и происходит. Подростки любят друг друга, вместе взрослеют, затем они разъезжаются из родительских домов и навсегда забывают друг друга. Они находят более подходящих людей и строят с ними отношения, которые продержатся до конца их жизни. Между нами всего лишь страсть, Томас, желание познать противоположность со всевозможных ракурсов.
Они лежали поддатые, слегка сходившие с ума, но спокойные, а голос их монотонный, словно скрип деревенского пола.
— Ты, вероятно, тронулась умом, Диана. Разве нужно нам прощаться друг с другом и навсегда забывать? Мы ступаем во взрослую жизнь и это бесспорно, но мы ступаем в нее вместе.
— Не будь дураком, Томми, это же бессмысленно. Я видела, как ты заигрывал с этой девчонкой Эшли. Это потому что у нее задница как две моих или ты рассчитываешь на деньги ее отца?
— Скажу тебе одно, Диана. Если бы я хотел трахнуть Эшли, я бы трахнул ее, как делали десятки человек, но почему ты думаешь, что банальный флирт является чем-то серьезным?
— Потому что ты никогда не флиртовал со мной.
Молодость. Она кончается медленно. Должны пройти годы, чтобы джинсы клеш сменились китайскими брюками. Надутая копна волос превращается в стрижку "Я хожу на работу чтобы платить за ипотеку". Джинсовка становится тоньше, на ней прорисовывается узор, и теперь это простая рубашка, возможно даже смирительная.
— Я не совсем бесчувственный кобель, Диана. Я не собираюсь спать ни с кем, кроме тебя, а лишние пару слов в адрес какой-либо девушки — всего лишь способ самоутвердиться.
— Самоутвердиться за счет других? Они ведь даже тебе на дают.
— Дают. Я отказываюсь.
— Ты все равно не ответил на мой вопрос. Почему ты не флиртуешь со мной?
— Потому что мы с тобой вместе.
— Это не ответ, — настаивала Диана.
— Потому что мы с тобой не настолько глупы, чтобы попусту тратить время. Посмотри вокруг. Здесь нет никого, кроме нас. У нас есть магнитофон и несколько самокруток. Мы счастливы вместе, именно поэтому я не флиртую с тобой, Я делю свою жизнь напополам и отдаю половину тебе.
— А ковбой Дэнни флиртует…
С годами привычка вкуса становится более блеклой. Любимая музыка затихает и начинает нести мораль. Лик самого Бога спускается к тебе и говорит: "Теперь ты взрослый, Томми, пора быть ответственным за свои поступки".
— Этот ковбой Дэнни катает свои яйца ко всем. Его волнуешь не ты, а желание отыметь тебя, — возникал Томас.
— Что-то я не видела, чтобы он катал свои яйца к Эшли. В любом случае, Дэнни настойчивый. Что, если однажды я сдамся и пересплю с ним?
— Не переспишь, — ответил Томми. Они по-прежнему тянули косяк, передавая его друг другу после затяжки.
— С чего бы это?
— Ты будешь жалеть об этом.
— Но ты ведь не жалеешь о том, что флиртуешь с Эшли.
— Я не сделал ничего такого, что было бы нельзя исправить. Одно твое слово и я даже смотреть на нее не буду.
— Если ты сделал хоть что-то, это уже автоматически нельзя исправить. Но я бы хотела, чтобы ты все-таки не смотрел.
— Хорошо.
Молчание между ними не было неловким. Создавалось впечатление, будто они давным-давно превратились в единое целое, слились в неумолимом полете жизни в абстрактные формы живописи. Если один молчит, значит, другой желает того же.
— Так что насчет Дэнни. Собираешься спать с ним или нет? — снова встревает Томас.
— Я еще подумаю. Деньги у него водятся, так что он мог бы скрасить мое состояние.
— Деньги — не проблема.
— Мы живем в родительском доме, который построили еще древние негры-рабы. Что-то я не вижу возле него бассейна и парковки с автомобилями.
— Я могу заработать эти деньги для тебя.
— Заработай.
— Хорошо. Однажды ты будешь лежать на берегу какого-нибудь моря, попивая свежевыжатый сок или холодный мохито, и тебя не будет волновать ничего, кроме того, какой коктейль заказать следующим. А рядом буду я. Наверное, к этому времени я подкачаюсь. Так что твои дешевые подружки будут завидовать нашему положению.
— И никакой Эшли в нашей жизни, — добавила Диана.
— Никакой Эшли и никаких других женщин. В том числе Дэнни.
— Ты назвал Дэнни женщиной?
— Да.
Безудержное чувство великой сласти, порождаемое клапанами влюбленного сердца. Как часто оно опьяняет мозг, обдувает тело прохладным воздухом и делает все вокруг возможным. Когда тебе двадцать и ты трахаешься, как Хью Хефнер, ты вряд ли думаешь о том, что когда-то данные обещания придется сдержать.
— Обещай мне, — говорила Диана.
— Есть одно условие.
— И какое же?
— Ты должна обещать мне то же самое.
— Только если получу оргазм в ближайшие полчаса.
Томас тушил косяк. Он ждал от нее этих слов.
2
Первая работа, личные деньги, однушка на периферии города. Когда тебе двадцать два, ты начинаешь принимать реальность. Старый чердак остается отрывком памяти, черно-белым кадром на потрепанной видеопленке. Ты — сочетание больших надежд и тлеющих осадков прошлого с примесью слабого легкомыслия.
Томас Клаус начинал просыпаться в шесть. Диана