Книга Земля по экватору (Рассказы) - Евгений Всеволодович Воеводин

другая там.

Тенягин, который стоял радом и слышал распоряжение командира, все-таки пробормотал:

— Всякое большое дело начинается с маленького перекура, товарищ капитан второго ранга.

Ратанов даже не взглянул на него, зато мичман Жадов так цыкнул на матроса, что тот сник и бочком бочком к пирсу, на котором ждали своих товарищей матросы с наблюдательного пункта…

Неожиданно Званцев сказал командиру:

— Знаешь, я, пожалуй, тоже прогуляюсь.

Лесной дорогой они вышли к ПН. Здесь Званцев не был еще ни разу и с любопытством осматривал здание пункта. Поднялся к радиометристам, заглянул в столовую, где стояли уютные столы и стулья — чистый модерн, ни дать ни взять кафе на Невском проспекте! Однако надо было спешить на корабль. Он вышел из здания и увидел, что ребята уже стоят, ожидая, и мичман здесь же с налитыми злостью глазами.

— Вовк исчез, — хрипло сказал мичман.

— Как это исчез? — спросил Званцев. — Куда здесь можно исчезнуть? Найти Вовка!

Его искали всюду: в казарме, в мастерской, у электриков. Нет парня. Разбрелись по лесу, и оттуда неслось «ау!» — так перекликаются грибники, заплутавшие в незнакомой чащобе… Вовка не было. Прошло полчаса, сорок минут, час… Званцев расхаживал взад и вперед по берегу, и случайно ело взгляд упал на телегу. Простая деревенская телега с оглоблями стояла возле какой-то сараюшки. Пожалуй, не догадка, а смутное подобие догадки заставило Званцева подняться к сараюшке и открыть дверь…

Вовк, приговаривая что-то ласковое, чистил лошадь. Рыжая, с унылой мордой, лошадь стояла неподвижно, время от времени вздрагивал кожей, а Вовк тер ее бока и холку щеткой, проводил рукой по шерсти и тихо смеялся и говорил: «Вот так, родненькая… Еще малость, хорошая моя…»

Он спокойно поглядел на Званцева, когда тот вошел.

Ни удивления, ни испуга не появилось на его лице.

— Вот, — сказал Вовк, — довели. Паршиветь начала. Не умеют здесь с лошадьми обращаться!

— Между прочим, мы ищем вас почти час, — резко сказал ему Званцев. — Оставьте это занятие и идите на корабль.

Вовк нехотя отложил щетку, вытер ветошью руки и, потрепав лошадь по холке, оказал:

— Хорош ал коняга… Неухоженная только.

На корабль возвращались молча. Все уже предчувствовали, какой нагоняй ждет Вовка. Только сейчас он и сам понял это. И лишь Тенягин негромко сказал:

— Ты попросись на ПН. Занимался бы подводой и числился подводником… Морская все-таки профессия.

Вовк, должно быть, не расслышал или не понял шутку.

Ратанов дал ему неувольнение на берег на месяц. Это было справедливо. А на следующий день мичман Жадов передал Званцеву рапорт:

«Прошу перевести меня на ПН, поскольку к морю привыкнуть не могу и сильно болею. Матрос Вовк».

— Ничего, привыкнет, — сказал Ратанов, узнав о рапорте. Впрочем, об этом рапорте узнали и матросы, и шуткам снова не было конца. «Одни спешат к знакомым девушкам, а Два Степана — к знакомой лошади…» Те-нягин очень гордился этим афоризмом и даже занес его в свою книжечку «Избранные остроты матроса Тенягина».

4

Примерно через неделю или дней десять Званцев поссорился с командиром. Это была их первая ссора, тем острее переживал ее замполит. Причиной ссоры оказался Вовк.

Ратанов придрался к нему по какому-то пустяковому поводу; Вовк, переминаясь с ноги на ногу и глядя в сторону, сказал:

— Вот я и просил вас перевести меня.

— Служить будете там, куда пришли, — рявкнул Ратанов. — И запомните, здесь не детский сад, никто с вами нянчиться не будет и условий создавать специальных тоже никто не будет. Ну, а чтобы вы не возражали командиру — неувольнение на берег еще на полмесяца.

Званцев, узнав об этом от мичмана, вспыхнул. Разговор с командиром был коротким.

— Ты даешь волю чувствам, Кирилл. Командир не имеет права на такую волю.

— Слава боту, я знаю, каким должен быть командир. Пока что мой корабль лучший в дивизионе, и вообще во всех дивизионах округа.

— Ты полагаешь, что это только твоя заслуга?

— А ты полагаешь, что моей заслуги в этом нет?

— Ты отвечаешь вопросом на вопрос, это не метод спора. Я хочу сказать тебе вот что: ты не имеешь права срывать злость на матросе, который почему-то тебе пришелся не по душе.

— Лошадник! — фыркнул Ратанов.

— Да. Он крестьянин, колхозник, и любит лошадей. Наказать его за ту историю стоило, не спорю. Но сейчас в тебе уже действует, так оказать, инерция недоброжелательства. Пойми, что этим ты подрываешь свой авторитет командира — ведь ребята очень чутко реагируют на каждую, даже самую малую ошибку.

— Слушай, Степан, — вскинул на замполита глаза Ратанов. — Прекрати меня учить! Иначе…

— Что иначе?

— Будем ссориться.

— Будем! — отрезал Званцев. — Мы с тобой не муж и жена, так что нам ссориться не страшно.

— Даже разводиться, — усмехнулся командир.

— Если дело дойдет до этого, даже разводиться. А я тебе человека в обиду не дам. За дело ругай, накладывай взыскания— слова не окажу. А придираться по пустякам — это, дорогой мой, удел кухонной бабы в коммунальной квартире, но не офицера, не командира корабля.

Он ушел от командира, чувствуя, что еще немного и разговор принял бы куда более резкий характер. Хорошо, что он сам вовремя прервал его. Вечером он встретился с командиром в кают-компании за ужином. Ратанов был неразговорчив, хмур, и ужин прошел в тягостном молчании. Но Званцева беспокоило не это. Он знал, что командир отходчив, ну, подуется до завтрашнего утра — и все. А вот как поведет себя дальше Вовк? По долгому своему опыту Званцев знал, что такие истории надолго выбивают молодых людей из колеи: они теряют веру в себя, в свои силы, а обида только усугубляет эту потерю. Поэтому сразу же, едва Вовк сменился с вахты, Званцев вызвал его к себе.

Он начал прямо, без обиняков.

Он говорил, что надо подтянуться, а не держать себя таким увальнем. Что командир прав: надо служить там, куда тебя послали. Говорил — и чувствовал, что все эти слова проходят мимо матроса и что он слушает сейчас не его, а какой-то свой внутренний голос, а этот голос противоречит тому, что говорит Званцев. И Званцев оборвал себя, потому что больше всего он не любил вот такие сухие разговоры, которые проходили впустую, как проходит вода в сырой песок, не оставляя никаких следов.

— Слушайте, Степан, — сказал он. — А что вы больше (всего любите… кроме лошадей?

Вовк поднял на него удивленные глаза. Это обращение по имени и неожиданность