Книга Уйти и не вернуться - Ли Хочхоль

сделать не удавалось, Квансок, как всегда, краснел и смущался, что в общем-то было ему не свойственно. И все-таки по виду Квансока было понятно, что он чувствовал себя виноватым в том, что обошел Тучхана в должности. Хотя Тучхан значительно лучше учился в школе, тем не менее ему пришлось остаться в деревне и заниматься сельским хозяйством, тогда как Квансок с помощью своего дяди устроился на работу в контору рыболовецкого кооператива, которая находилась в городе. Именно с тех пор Квансок и начал чувствовать вину перед Тучханом. А Тучхан особенно раздражался, когда Квансок, вернувшись из города после работы, на всю деревню хвастался тем, что сегодня он посмотрел фильм «Чхунхян».

В тот год, когда Квансок получил серьезное повышение в кооперативе, пришло освобождение[1]. Ему пришлось снова вернуться на работу в деревню, однако он всем говорил, что здесь не задержится и что, как только положение в стране стабилизируется, он снова вернется в город на прежнюю работу. Но время шло, ничего не менялось, хотя Квансок по-прежнему твердил, что скоро отсюда уедет. Несмотря на то что Квансок оказался в том же положении, что и Тучхан, чувство вины перед ним не исчезло, что, в свою очередь, очень раздражало Тучхана. Поэтому, когда в их деревню вошла Национальная армия, Квансок порекомендовал своего друга на должность начальника инспекционного отдела молодежной организации Республики Корея, и после того, как Тучхан занял эту должность, Квансок словно почувствовал некоторое облегчение. Однако отношение Тучхана к Квансоку почти не изменилось. Он по-прежнему грубил ему, выражая неприязнь и свое превосходство. Однако, когда Тучхан думал о жене Инхвана, он сразу становился застенчивым, а представляя ее в объятиях тщедушного мужа, краснел и смущался. Но этим все и заканчивалось – если что-то и можно было добавить к этому, так только то, что в яркий солнечный день он тщательно разглядывал себя в зеркальце на скотном дворе чьего-нибудь дома. Квансок тоже – не будь он Квансоком, наблюдая за Тучханом, обо всем догадывался и, посмеиваясь в душе, думал: «Тоже мне влюбленный».

Когда, весело крутя педалями велосипеда, Квансок выезжал за деревню, ему начинало казаться, что все его здешние дела – это детская игра, а весь окружающий мир вращается только вокруг него, и в этом сладком заблуждении он начинал самодовольно насвистывать одну из старых японских песен: «Дует вечерний ветер… А повозка едет, едет».

В этот день, уже к вечеру, Квансок вернулся в деревню с приказом из штаба корпуса о реквизиции волов. Это была трудновыполнимая задача. По деревне молниеносно поползли тревожные слухи. К ночи в деревенской управе срочно собрали специальное собрание. Как только Квансок закончил свой довольно сумбурный доклад и чтение документа, началось обсуждение. Хозяин дома «У ивового дерева», одетый в кожаную куртку, искоса взглянув на деревенского главу, спросил:

– Ну что будем делать?

Тогда хозяин дома «У тигрового камня», повернув голову в сторону задавшего вопрос, сердито крикнул:

– Что за вопрос. О чем тут говорить? Надо снова ехать в город и умолять власти войти в наше положение. Иначе мы останемся совсем без волов.

В ответ на эти слова Квансок тоже сердитым голосом сказал хозяину дома «У тигрового камня»:

– Хорошо вам так говорить. Я хоть и бываю там каждый день, но с этим поделать ничего не могу. Я им уже и так все сказал – и что коммунисты забрали у нас волов, и что если они заберут последних, то мы не сможем работать в поле. Мне на это ответили, что хотя и понимают наше положение, но сделать сейчас ничего не могут. Однако пообещали вернуть нам наших волов и даже в большем количестве, как только наведут порядок. Они так просили нас потерпеть, что мне стало совсем неудобно. Представьте себя на моем месте, не я их, а они меня умоляли войти в их положение.

После этих слов все затихли. Ни к кому конкретно не обращаясь, хозяин дома «У ивового дерева» сказал:

– Ну дела. И как нам теперь быть? – И искоса взглянул на главу управы. Только тогда деревенский голова медленно заговорил:

– Как ни крути, Квансок прав – другого выхода у нас нет. Раз уж мы отдали волов коммунистам, то как тут откажешь бойцам Национальной армии.

Через два дня, на рассвете, вереница в несколько волов, обогнув гору, шла в город. Возглавлял эту процессию деревенский голова. Одетый в зауженные книзу брюки, в накинутом на плечи мятом демисезонном пальто и фетровой шляпе на голове, он выглядел очень внушительно. Квансок тоже был в своих желтых узконосых ботинках, пиджак, как и положено, был надет в рукава, а на шее был даже аккуратно завязанный галстук.

Солнце едва показалось над гребнем горы. Расположенная западнее соседняя деревня то исчезала за склоном горы, то появлялась вновь. Ее центральная часть, лежащая во впадине, была окутана густым утренним туманом, сквозь который изредка проступали дома, крытые черепицей. Вода в речке, текущей внизу вдоль поля, сверкала в лучах осеннего солнца. И только рев волов нарушал тишину этого чудесного утра.

Квансок, как всегда, много и громко болтал, но глава управы в общем-то его не слушал, он успокоился только тогда, когда они оказались за деревней. Во времена японской оккупации деревенский голова окончил торговый техникум и держал в городе магазин тканей. После освобождения страны он, гордый своими успехами, вернулся в родную деревню, где были похоронены его предки. Но, когда коммунистическая революция, как вихрь, пронеслась по всей Северной Корее, его заклеймили как паршивого, никчемного интеллигента, поэтому последующие несколько лет он прожил, ведя себя тише воды ниже травы. В тот день, когда Национальная армия вошла в деревню, он первым выбежал им навстречу с криком «Да здравствует Корея!», вовсю размахивая флагом, который все это время прятал от властей. Подняли головы и те, кто скрывался от северокорейского режима, и сразу свергли коммунистов. На первом собрании всех жителей деревни новоиспеченный глава деревенской управы сказал:

– Мы все – одна семья, произошли от одного предка. Но в том, что с нами случилось, разве только люди виноваты? Давайте не будем с ними жестокими. Пусть какое-то время посидят под арестом, глядишь – и раскаются. Мы прежде всего должны думать о том, как нам вернуть наше прекрасное прошлое и жить в мире и согласии, а вопрос о наказании виновных – дело второе. Мы не должны поддаться мстительному чувству и совершить поступки, о которых потом можем хоть чуть-чуть пожалеть.

Большинство жителей деревни, особенно старики, были растроганы и горячо поддержали