Книга Нахаловка - lanpirot

ним из-за кустов мальчишку — десятилетнего Тимоху.

Махмуд неторопливо просквозил мимо действующего свинарника, откуда доносилось веселое хрюканье, и вскоре добрался до заброшенного полуразвалившегося хлева, расположившегося на самой окраине фермы. Отец Тимохи несколько раз порывался снести это ветхое строение, скрывающееся в неимоверно разросшемся колючем кустарнике, старый Махмуд отчего-то постоянно был против.

Еще раз воровато оглянувшись по сторонам и никого не заметив, седой таджик скрылся внутри старого заброшенного строения. Сквозь небольшие щели в стене Тимоха увидел тусклый свет — похоже, что дед, наконец-то, включил фонарик. Мальчишка осторожно подобрался к стене хлева и приник глазами к одной из щелей.

Глава 3

Что творится внутри, мальчишке не удалось как следует рассмотреть — послышался шаркающий звук шагов. Тимоха испуганно обернулся — к хлеву, почти не таясь, приближался деревенский дурачок-алкоголик — Васята. Безобидный сорокалетний сумасшедший, не замечая Тимохи, зашел внутрь развалюхи, а малец вновь с интересом приник к щели: Махмуд, разобрав часть подгнивших досок пола, уже стоял в неглубокой земляной яме. Мальчишке было отлично видно припрятанный там же, в яме, большой армейский ящик из-под снарядов, крышка которого была откинута. Все внутренности зеленого деревянного «сундука» были до краев набиты пачками денег и переливающимися в свете фонарика драгоценностями. Дурачок, зайдя в свинарник, шумно хлопнул кособокой дверью и остановился на пороге, нерешительно перетаптываясь с ноги на ногу. Старый таджик резко обернулся.

— Васята? — Узнал «бывший уголовник» местного полудурка. — Ты какого-такого здесь делать собралася? — с акцентом произнес он.

— Гы-ы-ы, пиратский клад! — надувая клейкие пузыри на губах, неожиданно произнес дурачок. — Васята знал, что ты тут что-то прячешь! Махмуд даст Васяте что-нибудь блестящее, поиграть?

— Обязательно даст... — Пожилой таджик резко захлопнул крышку ящика, выбрался из ямы и подошел к дурачку. — Поиграться Махмуд даст, да... — Ласково произнес авторитетный уголовник Али-баба, поднимая с пола кусок старого электрокабеля. — Васяту кто-нибудь видел по дороге сюда?

— Нет, — гордо ответил блаженный, сияя идиотской улыбкой на все лицо. — Васята прятался, как и Махмуд!

— Хорошо, да! — Накручивая кабель на кулак, спокойно произнес таджик. — Вай, молодца! А ну-ка, болезный, помоги старому Махмуду... Посмотри, что там интересное внизу? Может, с тобою еще и бражки бидон найдем? — Зная, чем заинтересовать душевнобольного алкоголика, произнес старый уголовник.

Васята, уже предвкушая попойку, стремительно наклонился над ямой, повернувшись к Махмуду спиной, а дед ловко набросил на шею дураку огрызок электрического кабеля. Деревенский дурачок захрипел и задергался, словно в припадке, а Тимоха испуганно отвернулся от щели и закрыл лицо руками. Хрипы, доносящиеся из свинарника, постепенно стихали, а вскоре и вовсе сошли на нет. Мальчишка сидел в темноте под трухлявой стеной заброшенного хлева ни жив, ни мертв, стараясь даже не дышать, чтобы его не услышал жуткий старик-убийца. Через несколько минут в прохладную темноту ночной фермы, уже отошедшей ко сну, вышел Махмуд, сгорбившись под тяжестью мертвого тела, завернутого в грязную гнилую рогожу. Таджик добрел до действующего свинарника, отворил ворота и скрылся внутри. До мальчишки донеслись влажные рубящие звуки, довольное хрюканье, повизгивание и громкое чавканье прожорливых хрюшек. Обратно старик вышел налегке, навсегда избавившись от своей страшной ноши.

Наши дни

Это жуткое воспоминание детства преследовало Тимоху всю оставшуюся жизнь. Поэтому, попросить о чем-нибудь пусть и неродного, но все-таки деда, вырастившего его отца, он никогда бы не отважился. К тому же, никаких разговоров о деньгах и долгах жесткий, как кабанья щетина, старик на дух не переносил. Тимоха прекрасно помнил, чем оканчиваются такие просьбы… Никто его не будет искать в желудках матерых хряков старого уголовника…

— Ладно, Тимка, пойду я, — произнес Сильнягин, выдергивая пацана из жутких воспоминаний. — А ты подумай: может, все-таки заяву на этих моральных обмылков накатаешь? — Участковый поднялся с лавочки и вопросительно посмотрел на наркомана.

— Нет! — Тимоха упорно продолжал стоять на своем. Заявление в полицию — совсем не тот вариант, который однозначно избавит его от проблем. Только усугубит и без того нелегкую Тимохину жизнь.

— Тебе жить… — Сильнягин пожал плечами. — Не кашляй, Тимка! — После чего неспешно отправился восвояси, нести дальнейшую службу по охране правопорядка на вверенной ему территории.

Тимоха судорожно вздохнул и «печально» посмотрел на последнюю уцелевшую таблетку, влипшую в коровью лепеху и уже основательно раскисшую под частой, но мелкой моросью. Сколько он так просидел на земле в холодной жиже, Тимоха не смог бы, наверное, сказать. Все, о чем он мечтал в эту секунду — это избавиться от жуткой головной боли, разламывающей черепушку на сотни мелких кусков, и терзающей, невыносимой ломоты во всем теле. Как никогда в этой жизни ему хотелось сейчас умереть. Чтобы это закончилось. Навсегда. Терпеть эту боль не хватало совсем уже никаких сил! И в этот момент Тимоха осознал, что он совсем не боится этого старого хорька — своего приемного деда, Махмуда. А за одну из цацок, хранящегося в его потайном армейском ящике, который никуда не пропал за все эти годы (Тимоха проверял — все было на месте), можно и долг покрыть, еще и на ширево останется…

При воспоминании о такой вожделенной, чудесной, божественной и волшебной дозе Тимоха облизнул пересохшим языком потрескавшиеся губы. Решено — он слегка раскулачит старого пидораса. Пусть идет нах узкоглазый ублюдок! Надоело ежедневно терпеть его дурацкие придирки, да подзатыльники! Да еще и работать с утра до вечера, тварь, заставляет… Только за еду, словно гребаного раба на галерах! Видел Тимоха этого эксплуататора в гробу, в белых тапках! Решившись на убийственную авантюру — все-равно терять ему было нечего, Тимоха в сумерках добрался-таки до старого хлева и вполз внутрь.

В заброшенном строении с тех давних пор так ничего и не изменилось: те же многочисленные щели в стенах, те же гнилые доски пола, присыпанные сухим навозом. Ну, разве что щели стали шире, да доски гнилее. Тимоха, не чувствуя боли, упал на колени и начал сметать засохший навоз с примеченных еще в детстве половых плах рукавами чумазой и заскорузлой от грязи толстовки.

— Ты смотри, Лом, — раздался в тишине знакомый голос Сивого, — наш корешок-то совсем кукухой поехал — решил от нас в сухом свинячьем дерьме затихариться!

От неожиданности Тимоха подскочил на ноги: у входа, отрезая все пути к бегству, стояли его «закадычные друзья» и «кредиторы» — Лом и