Книга Рота - Олег Артюхов

не может. Вождение танка — моё любимое занятие и тайная страсть. На военной кафедре и на сборах мне посчастливилось вволю погонять броню. Поскольку большинство студентов реально боялись садиться за рычаги, я с удовольствием делал это за них. Но разве можно сравнить старые доходяги Т-55 с красавцами Т-72, стоящими в полку на вооружении. Одним словом, с вождения меня можно было выгнать только палками и вывезти в кандалах под конвоем.

Рота построилась у вышки. Команда. Первый взвод порысил к машинам, мой следующий. Суетливо перемещаясь около вышки, ротный не упускал случая подойти ко мне и в сотый раз капнуть на мозг напоминанием о сцеплении, скоростях и фрикционах, я кивал головой и внимательно смотрел на белые выхлопы из вырвавшихся на простор танков. Наконец поняв, что его не слушают, Вихров безнадёжно махнул рукой и полез на вышку. Волнуется капитан.

Вот и моя очередь.

— Внимание заезд, по машинам, — сухо прозвучал из динамика отрывистый голос комбата.

Мы с Воротынцевым побежали к танкам.

Подпрыгнул, схватился за ствол, взлетел на броню, протиснулся в люк, с лязгом закрыл. Включил ТПУ. Папу в маму, тангету на пуговку, ларингофон в горло. Втопил стартёр. Дизель взревел и зарычал. Поддал обороты. Взгляд на приборы. Норма. Снял горный тормоз. Фрикционы на себя до упора.

— Вышка, 205 готов.

— Я вышка, 205, 206 вперёд. Вперёд.

Сцепление, газ, обороты до 2000, вторая передача, сбросил фрикционы. Поехали! Обороты, третья. Обороты, четвёртая. Пятая. Приборы в порядке. Упёрся лбом в триплекс. Видимость нормальная… Тормоз, фрикционы, поворот. Снова разгон, четвёртая, пятая, шестая… Притормозил на горке. Слишком резко. Не уверен, не тормози. Разгон… Малёк перегрев, переподключился и слегка поддал газу. Вентилятор охладил движок. Порядок… Ага, вот и яма. Скинул обороты. Переподключился, вполз в воду на третьей, внизу втопил педаль… Впереди «змейка». Наигрался фрикционами досыта… Двойной поворот… Всё. Исходная.

— Вышка 205 вождение закончил. Приборы в норме. Повреждений нет.

— Я вышка. 205 к машине.

Нейтралка. Горный тормоз. Ноги с педалей. ТПУ долой. Теперь бегом на вышку, докладывать.

Выбрался наружу, по привычке быстро протёр чистой тряпкой триплекс и распрямился. Над трансмиссией струился нагретый воздух. С высоты танка было видно, как 206 только начал входить в первый поворот. Я схватился за ствол и спрыгнул вниз.

У вышки меня встретил улыбающийся Вихров и гудящий улей роты за его спиной. На фоне улыбки удивлённые глаза ротного выглядели странным диссонансом.

— Ну, Павел…, как тебя по отчеству?

— Андреевич.

— С тобой, Пал Андреевич, седым и припадочным станешь.

— Не уложился?

— Кой хрен, не уложился, — он перешёл на шёпот, — ты первый и ни одного сбитого, — я догадался, что он про столбики, и снова громко, — Ты, где так гонять научился, растудыть тебя через колесо? Эт-то ж, песня. Эт-то ж картина маслом, леший тебя задери. Молодца. Иди наверх получай свою порцию сладкого. У-у-у, чертяка, — он ткнул меня в плечо, продолжая широко улыбаться.

На вышке комбат внимательно посмотрел на меня, хмыкнул и сказал всего пару слов:

— Нормально. Ступай.

Внизу стояли ротные, зампотех и замполит капитан Гроссман. Вихров с Паничевским о чём-то спорили. Но едва я шагнул с лестницы на землю, офицеры замолчали, а ротный-два повернулся, сощурил свои выпученные глаза, слегка оскалился и нарочито громко пробаритонил:

— Некоторым придурошным москвичам, садящимся за рычаги, неплохо бы знать, что у танка имеются три вида препятствий: выдолбы, надолбы и долбо…бы.

Я улыбнулся, развёл руками и спокойно возразил:

— Это устаревшие сведения. Кое-где встречается и четвёртый вид: мозгодолбы.

Паничевский, кажется, вспух от ярости, его гадская морда покраснела, он поджал губы, резко повернулся и полез на вышку. Офицеры посмеивались и пожимали мне руку.

Дни шли за днями, и постепенно служба перестала восприниматься, как обременение. Помимо вождения, искренне захватывала стрельба. На кафедре не удалось получить должные навыки из-за слабенькой матбазы. Но здесь совсем другое дело. Правда, вкладные стволики не давали почувствовать настоящую мощь оружия, но штатные выстрелы были дороги, и солдатиков учили стрелять из 37-миллиметрового вкладыша, что, в общем-то, было правильно.

Ночные стрельбы — отдельная песня. Это вам не мыло по тазику гонять. Тут нужен навык и спокойная уверенность. Поэтому, когда ротный сообщил о предстоящей стрельбе ночью, я немного заволновался. Вихров успокаивал:

— Не боись, Павел, днём попадал и ночью попадёшь, сам знаешь, в танке главное не портить воздух.

— Здравия желаю, господа офицеры, — мы повернулись, в паре метров сзади, заложив руки за спину, стоял Паничевский, покачиваясь с носка на пятку и обратно. В его словах сквозила зловещая учтивость, а глаза источали холодный яд. — Завтра ночные стрельбы, а посему вызываю танкового мастера, — он брезгливо кивнул головой в мою сторону, — на дуэль. На точность. Проигравший лично чистит пушку победителя. Отказавшийся публично объявляется трусом.

— Принимаю, — глядя на напыщенного индюка, меня охватил весёлый азарт, — товарищ капитан прошу вас быть моим секундантом. — Вихров удивлённо пожал плечами и машинально кивнул головой.

Вечер следующего дня батальон встретил на полигоне. Багровая дымка заката погасла, и на стрельбище опустилась ночь, освещённая лишь куцым огрызком луны, наполнившая пространство таинственностью и волнением. Мигали огоньки подсветки, из темноты раздавались голоса невидимых участников и отрывочные команды, вокруг происходило неясное движение, имеющее какой-то скрытый смысл. И среди бескрайнего океана загадочной темноты лишь я сам оставался островком более-менее понятной реальности.

Комбат явно был в курсе дуэли и потому отложил её напоследок. Однако долгое ожидание сыграло со мной злую шутку. Рутинная тягомотина, усталость и глубокая ночь сделали своё дело. Я привалился к снарядным ящикам и незаметно заснул.

— Павел, вставай, твой заезд, — Вихров тряс меня за плечи, — еле тебя отыскал, хорошо Карпенко подсказал. Давай, давай, просыпайся. Смотри, не вздумай опозориться. Сразу засеки ориентиры, искать мишени не придётся. Учти небольшой ветер справа, и влажность повышена, целься на бздюлечку правее и выше. И, самое главное, не суетись.

А я и не собирался суетиться. Отдых прояснил сознание. Встряхнувшись, как собака, я моментально сосредоточился. Как всегда, в экстремальных ситуациях, меня охватил весёлый азарт, кураж и на языке начала вертеться старая песенка:

«Легко на сердце от песни весёлой,

она скучать не даёт никогда,

и любят песни деревни и сёла,

и любят песни большие