Книга Тафгай 6 - Владислав Викторович Порошин

встал и проводил мою тройку нападения, аплодируя стоя.

— Двадцать секунд! — Орал мне в ухо Стас Микита. — Двадцать чёртовых секунд! Ты соображаешь Таф, что натворил?!

— Догадываюсь, — буркнул я улыбаясь. — Рекорд Мосиенко переписал. Нужно будет срочно просить прибавку к зарплате. Эй, Иван Иваныч, сколько мне полагается за рекорд Мосиенко?

— Нисколько, — хмыкнул генменеджер Томми Айвен. — И не называй меня Иванычем. Либо Томми, либо мистер Айвен.

— Понял тебя Иван Иваныч! — Загоготал я и подумал, что для меня сейчас любое достижение — это шаг к возвращению на Родину. — Какие ещё рекорды осталось побить? — Спросил я у старшего тренера Билли Рэя.

— Я бы любой рекорд отдал за Кубок Стэнли, — с грустью ответил наш наставник.

* * *

Под конец матча между командами Торонто и Чикаго несколько невесёлых мыслей и нехороших предчувствий незаметно прокрались в «бронированное» сердце офицера ЦРУ Гордона Дэвиса. Гости после феноменальных двадцати секунд, устроенных Большим Тафом, расколошматили хозяев со разгромным счётом 1 : 7. А Тафгай отметился ещё одним результативным пасом на Ивана Болдырева под занавес ураганного второго периода. И хоть в третьей двадцатиминутке русский хоккеист не отличился, Гордон понял, что оперативное задание будет не лёгким. Да, хоккей он не любил и особо не понимал, но то, что Иван Тафгаев — это талант, осознал.

«С настоящими талантами договариваться крайне сложно, — думал цэрэушник, покидая насиженное место на трибунах. — Это с бездарностью, готовую ради успеха на любую подлость и гадость, можно без проблем сделать всё, что тебе нужно. К настоящему таланту на хромой козе не подъедешь. Зато интересней будет игра и конечная победа». С такими мыслями Гордон выбрался из толпы и уселся за руль своего авто Pontiac GTO Judge 1969 года, рекламный плакат которого звучал примерно так, что судью, Judge — это судья, можно купить.

— И не таких обламывал, — пробубнил себе под нос Гордон и, задумчиво, закурил.

Глава 3

Перед отлётом обратно домой в Чикаго, где нас уже завтра вечером ждала вторая игра сезона против «Нью-Йорк Рейнджерс», генеральный менеджер Томми Айвен устроил небольшой ужин в скромном ресторанчике недалеко от аэропорта. Еда и закуска за счёт клуба, выпивка уже за свои кровные.

— Не налегайте на алкоголь, парни, если завтра будете ползать по льду как сонные мухи, вычту из зарплаты! — Довольный собой и прошедшей игрой громогласно заявил мистер Айвен.

— А если завтра мы будем парить надо льдом как Карлсоны, будет прибавка? — Ухмыльнулся я и, видя, что сказку шведской писательницы никто из хоккеистов не читал, пояснил. — Карлсон — это человечек с пропеллером за спиной.

— Вечно вы, русские, сказки всякие сочиняете. Ладно, дам каждому по 100 долларов, если будете летать, — криво улыбнулась «акула хоккейного бизнеса».

— «Разминай» свой бумажник, я тебя, Иваныч, за язык не тянул, — засмеялся я, похлопав делового мужичка по плечу, и вышел из ресторана.

Я уже давно планировал отправить большое письмо в Финляндию своему закадычному другу шаману Волкову Михаилу Ефремовичу, который теперь стал обычным финским фермером по имени Хвосто Лаппоннен. Тоже бежал на чужбину, повздорив с правоохранительными органами. Я же говорил ему, что спасать СССР надо маленькими шажками и втихаря. Не хватило Волкову терпения выдержать такую тактику. Кстати, он такой же как и я попаданец во времени, но из 1985 года.

На первом листе письма я обращался к самому шаманидзе, и просил его в первых числах ноября посетить, пройдя тайной тропой, Советский союз, чтобы передать моей Свете, что всё у меня нормально, устроился хорошо, играю в хоккей. И если задуманное мной получится, то вернусь в Союз через год, максимум через два. Потом я просил шамана отдать Светке одну мою сберегательную книжку на предъявителя на сумму в десять тысяч рублей и уверить девушку, что всё будет хорошо.

Далее, на втором листе я написал несколько слов персонально для Всеволода Михайловича Боброва, где извинялся и клялся, что по-другому поступить не мог. И самое главное просил тренера, чтобы при случае он намекнул председателю ГКБ Юрию Андропову, что я, готов вернуться в страну, при условии, что моё дело замнут и дадут спокойно играть и за сборную и за московское «Динамо». И вообще по возможности неплохо было бы во всесоюзной прессе написать, что я не бежал, а уехал по просьбе товарищей из ЦК перенимать опыт в заокеанскую лигу НХЛ. Конечно, звучало это дико нелепо, но у нас народ хороший, верующий, ещё и не в такое при желании поверит.

Третий лист предназначался для юного гения прорыва Бориса Александрова. Во-первых, он должен был восемь моих сберкнижек передать шаману Волкову, а во-вторых, я юношу предупреждал, если он начнёт нарушать спортивный режим и снизить требования к себе, то я приеду и уши так ему изогну, что второе прозвище его станет не «Малыш», а «Чебурашка».

Ну и последнее, одну мою сберкнижку я просил, чтобы шаманидзе взял себе, в качестве моего добровольного вклада в дело борьбы за социальную справедливость и социалистический образ жизни. Оставшиеся же шесть сберегательных документов, я хотел, чтобы Волков привёз ко мне в Чикаго, а так же месячную подшивку «Советского спорта», так как в США наших газет днём с огнём не сыскать.

А вот почему я это письмо опустил в почтовый ящик в Торонто, а не по месту жительства в Чикаго, объяснить себе не мог. Некое нехорошее предчувствие витало в воздухе.

— Мистер Тафгаев. — Услышал я чуть хрипловатый голос незнакомца, когда на обратном пути вошёл в вестибюль ресторана.

— Подумать только, я тоже мистер Тафгаев! — Улыбнулся я и подумал, что не нравится мне этот дядя. — В Союзе не было ни одного однофамильца, а тут есть. Ну, рассказывай как ты? Из какой волны эмиграции?

— Нет, нет, нет. — Замахал руками неприятный незнакомец, лицо которого было столь обыкновенным и малозаметным, что не отпечатывалось в памяти. — Я офицер ЦРУ Гордон Дэвис. — Мужчина вытащил моё заявление в полицию по поводу звонков с угрозами. — Вот, должен реагировать.

— Ну, теперь я спокоен. — Я хлопнул опешившего Гордона по плечу и направился в ресторан, так как давно уже хотелось проглотить поджаренного «динозавра», однако служака меня догнал и стал торговаться.

— Я не могу решить вашу проблему, пока вы не примете гражданство Соединённых