Книга Уроки агенту розыска - Алексей Федорович Грачев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Опять Мартыном припугнешь, — косо глянул на нее Семен Карпович. — Так это ни к чему мне… Туркин сам виноват, — продолжал он, уже обращаясь к Косте. — Был такой агент розыска. Красивый парень, кудрявый. Начался мятеж, и уж очень он загорелся помочь офицерам. Выдал им самого главного у красных в городе комиссара. Белые этого комиссара к стенке во дворе гостиницы «Царьград», есть у нас такая, может слышал. Переменилась власть, пришли опять большевики и этого Мартына Туркина заодно с офицерами возле театра пулей в лоб или куда там неведомо. Не лез бы, осел, — прибавил ворчливо. Он налил из самовара кипятку, прибавил чаю, вскинул привычно палец с желтым ногтем:
— Уголовный сыщик политикой не должен заниматься — вот тебе мой первый урок, Константин. Он тот же доктор. Его забота лечить и только. Ну, у нас лекарство, как сам понимаешь — дом лишения свободы. Раньше каторжная звалась, а теперь новое звание…
Он придвинул тарелочку, на которой, заставив Костю жадно сглотнуть слюну, переливался маслянистым жиром кусочек селедки:
— Пей чай, и ешь… В конфетнице сахар и ландрин.
— Да я же пил у тетки Александры, — начал было испуганно Костя. Семен Карпович небрежно отмахнулся:
— Ничего. У тетки-то с морковью, а у меня чай из Китая привезен, настоящий.
Внимательно следил, как пьет Костя чай, Потом тихонько покряхтел, пригубил из своего стакана. Полез в сахарницу за розовым ландрином. Хрустя им, тупо с минуту смотрел на свой стакан.
— А я вот, голубчик, иконы и цветы развожу. Одна утеха и весь дом в этой забаве. Иконы да цветы, может быть, и хранят меня. Иконы — это значит святые берегут от кастета там или фомки с ножом, а цветы кислородом поят. У садовника московского выписывал их. Самые нежные, самые элегантные, самые ароматные, самые изящные. Как о красивых женщинах писал садовник о цветах в своих афишах.
Он весело подмигнул Косте:
— Ишь раскраснелся, как молодица. Фамилия-то как тебе по родителям?
— Пахомов, — повторил уже-задумчиво, барабаня пальцами по столу. — Агент розыска Константин Пахомов.
Черные глаза его заблистали, точно он прослезился вдруг от избытка чувств. Да еще потер ладонями щеки, переносицу, как бы стирая эти невидимые слезы. Вынул из бокового кармана квадратный серебряный портсигар, щелкнул крышкой. В портсигаре россыпью темнела махорка, слепились в один ком окурки.
— Приходится и окурки беречь, — сказал, вытаскивая один из них. — А ты куришь? Нет. Ну и ладно. Курево на твое усмотрение. А то ни табаку не стало, ни спичек. Вчера забрали на вокзале бродягу, торговал фальшивыми спичками.
Он захлопнул опять портсигар, сунул его в карман. Пощелкал ногтем по лацкану пиджака — портсигар сквозь материю отозвался глухим звоном:
— Ношу такую тягу от ножа, да от пули. И пуля замякнет и нож согнется. И хранит меня пока господь бог, да судьба, да иконы, да цветы, да портсигар. Было одно дело — фомкой ткнул в грудь меня церковный вор по кличке Мичура. Среди ночи, ну это нас оповестили, осведомили, схватил я его у кладбищенской ограды возле церкви. Дескать, куда тебя нечистая понесла. А он меня в грудь фомкой. Там на кладбище и слег бы в тот раз. Получилось бы что сам того пожелал. Но с той поры вот и таскаю портсигар, где бы ни был. Талисман…
Он похлопал Костю по плечу:
— Нравишься ты мне, парень, — и трудно было понять по правде говорит он или просто посмеивается. — Ну и поблагодарит меня Яров за такого агента. Сам-то он из студентов, потом вольноопределяющимся в армию пошел. Вон был Бибиков. У этого я в учениках начинал. Так и посмотреть было на что — громадина, усы что хвосты кошачьи, глаза зверские, на переносице у него от этой злости даже желвак народился, как бугор. А говорил с нами, когда главным стал в сыске — к старости это уже — только по делу. Или ругнет кратко, или похвалит. А как похвалит — вынет бумажник, отсчитает несколько бумажек, скажет: «От меня за службу»… На пролетке всегда приезжал в сыскное. Три дома своих имел в городе, да церковку у реки со своим попом. Критики на себя Бибиков терпеть не мог, чуть что и кулаком заедет по роже. Зато он тебе за работу какую удачную двойной, а то и тройной гонорар. Мол, не сердись… Уважали его. А как началась революция — все свое побросал, сбег куда-то. Может быть тоже где-то его за бесписьменность и праздношатательство хватают агенты…
Он улыбнулся, помолчал. Наверное, увидел этого Бибикова. Опять нахмурился:
— А Яров не знает даже, что такое отмычка, составить протокол правильно не смог бы. Только и есть, что лозунгами нас крестит. Мол, вы должны быть культурными, ласковыми с арестантами. Ведь они люди тоже…
— Люди, — ухмыльнулся зло Семен Карпович, — таких людей в хлев толстыми кнутами загонять надо, да из одного корыта поить бурдой, да почаще лбы выбривать, как каторжникам…
— Семен, — как простонала из комнаты старуха, — да уймись ты.
— Цыц, ты, — хлопнул с торопливой поспешностью Семен Карпович по столу и теперь горечь плеснула в поблескивающих капельках глаз: — Новый розыск обещает испечь Яров. Мол, как шелковые будут агенты, дескать епархиальное училище для благородных девиц станет, а не сыскное. Надо, значит, прожженного вора или громилу под ручку… Только набери таких желторотых вроде тебя — кто бандитов ловить будет. Вон вчера одного молодого милиционера подстрелили. Взял он на станции налетчика и повел в милицию. А тот ему — разреши домой зайти, с семьей попрощаться. Разжалобил, слезливый больно парень оказался. Думал, что бандит этот — человек добрый. А в нашем деле нельзя слюни распускать…
Тут Семен Карпович сокрушающе хлобыстнул кулаком по столу. Зазвенели чашечки да ложечки, сорвалась, как от ветра крышка с сахарницы, покатилась со стола на пол, а по полу к порогу.
— Господи, — донеслось опять из комнаты, — уеду я, Семен, если ты так буянить будешь, А то ведь и председателю домового комитета пожалуюсь… Он тебя постыдит…
— Не буяню, а учу, — ответил Семен Карпович, нахлобучивая снова крышку на сахарницу. — Яров что ли научит его нашему букварю. А ведь и ему придется водить шпану, обязательно, а раз так — пусть наматывает на ус. Так вот, привел он налетчика домой. Порылся тот в своих барахлишках, пошушукался с женой, потом выходит «смит и вессон» в грудь милиционеру, хлоп — тот и копыта по сторонам. А налетчик смылся — где найдешь, коль вся Россия нынче, как котел с картошкой в кипятке. Может, у Колчака уже, а может просто на большой дороге разбойничает. Или фальшивые документы достал
