Книга Государство: переосмысление - Франц Оппенгеймер

до периода распада классической цивилизации, когда развитие капиталистической рабовладельческой экономики стало причиной чрезмерного роста общественного потребления и привело к гибели городов. Эпоха современного капитализма во многом напоминает период классических цивилизаций — сейчас, так же как и в те далекие времена, наметился раскол в устоявшихся общественных отношениях, которые до определенной степени защищали простого человека. То, что Фердинанд Тённис называет «общественными связями», было утрачено. Совершенно неожиданно объединяющие ранее людей «духовные скрепы» теперь пропали, и обычный человек оказался совершенно незащищенным, вынужденным рассчитывать только на свои силы в атмосфере жесточайшей конкуренции. Общинное самосознание и жизненный опыт многих поколений больше не могли ни обеспечить безопасность человека, ни управлять его поступками, — наступило время индивидуализма и «атомизации общества». В свою очередь индивидуализм и атомизация приводят к появлению идей национализма («национального достоинства»). Идея национализма сначала имела свое обоснование как линия развития и метод во вновь возникшей науке социального управления; но, когда позже это стало тем, что Рубенштейн (в своей работе «Романтический Социализм») уже называет «тенденцией», этому не нашлось обоснования. Понятие «Община» в тот момент, под влиянием идей Фердинанда Тёнисса, преобразуется в «Общество».

При этом единственной «скрепой», поддерживающей общественные отношения, становится «общественный договор» — своего рода социальный «контракт», основанный на рациональном подходе Жан-Жака Руссо и его труде «Об общественном договоре». Таким образом, «общество» новой формации становится добровольным объединением индивидов, которые за счет объединения усилий рассчитывают удовлетворить свои потребности. В свое время Аристотель высказывал идею о том, что государство развивается из семьи, а стоики и эпикурейцы считали, что государство формируется за счет воли отдельных индивидов. Необходимо, правда, отметить, что стоики считали, что индивид объединяется с «обществом» в силу своей человеческой природы, а эпикурейцы придерживались той точки зрения, что индивид объединяется с «обществом» в силу своей антисоциальной предрасположенности. Следовательно, под «человеческой природой» стоики понимали мирное сосуществование, тогда как эпикурейцы под определением «человеческая природа» воспринимали войну «всех против всех» и, отталкиваясь от такого определения, выводили необходимость наличия «общества» для предотвращения войны до полного истребления и достойного образа жизни (modus vivendi). Стало быть, в одном случае появление «общества» обусловлено его внутренней «природой» (physei), а в другом случае — неким внешним указом, «законом» (nomo).

Несмотря на фундаментальные различия между двумя этими школами, они исходили из одного тезиса, что первоначально люди обладали личной свободой и были равны в экономическом и политическом отношениях и что именно из такого социального порядка сформировалось «Государство» с его развитой иерархией классов. Именно такой подход лежал в основе «закона о первоначальном накоплении капитала»3.

Нам суждено ошибиться, если мы станем полагать, что данный тезис («естественное развитие») обусловлен историческим развитием, — такой рационализм, по сути, не просто неисторичен, он антиисторичен. Напротив, этот тезис был изначально предложен как «фикция», только в качестве некого теоретического «допущения», не имеющего никакого исторического подтверждения и не подкрепленного никакими историческими фактами, но со временем этот тезис претерпевает изменения и становится широко известен под названием «естественное право». Именно в этом качестве тезис стал частью современной философии и прослеживается в работах «стоиков» Гуго Гроция4 и Самуэля фон Пуфендорфа, а также «эпикурейца» Томаса Гоббса5. Иными словами, данный тезис стал философским оружием мысли третьего сословия, «оружием буржуазии» и набирающего силу капитализма.

Поначалу капиталисты использовали свое оружие против феодального государства с его системой привилегированных классов, а затем — против рабочего класса, вооруженного социалистическими теориями о классовой борьбе. В противостоянии с феодальной системой теоретики капитализма настаивали на том, что «естественное право» не признает привилегий, а после революций в Англии (1648) и Франции (1789) «естественное право» использовалось в качестве аргумента о социально-экономическом превосходстве капитализма и для снижения влияния рабочего класса. В борьбе против рабочего класса теоретики капитализма исходили из того, что, согласно теории Адама Смита, формирование общественных классов является результатом «естественного развития» общества, когда лучшее общественное положение занимают наиболее предприимчивые, экономные и удачливые граждане. Ну а поскольку перечисленные добродетели, конечно, в первую очередь относятся к буржуазному обществу, функционирующему на основе капиталистического права (при этом капиталистическое право исходит из «естественного права»), они должны восприниматься как данность. Следствием подобных умозаключений теоретиков капитализма стало полное отвержение социалистических идей.

Таким образом, тезис, представленный изначально только в качестве «допущения», постепенно трансформировался в гипотезу и со временем оформился в качестве аксиомы буржуазного общества, которая не требует доказательств. Приверженцы тезиса «естественного развития» придерживались мнения о том, что доминирование одного класса стало результатом органического развития общества, когда на фоне личной свободы и всеобщего равенства один из общественных классов перехватывает инициативу в общественных отношениях. При этом приверженцы тезиса «естественного развития» даже не рассматривали возможность закрепления доминирования одного класса над другим посредством насильного внеэкономического принуждения. Роберт Мальтус, к примеру, утверждал, что в силу закона «естественного развития» любые виды социализма представляют собой не более чем Утопию, а знаменитый закон Мальтуса о народонаселении являет собой не что иное, как закон первоначального накопления капитала, спроецированный в будущее. При этом Мальтус утверждал, что в силу действия закона «естественного развития» любые попытки восстановления «экономического равенства» заранее обречены на провал, — неудивительно, что все ортодоксальные социологи выступали резко против подобной трактовки теории формирования общественных классов. Но, несмотря на все усилия социологов, пытающихся опровергнуть аксиому формирования общественных классов на основе «естественного развития», успевшую пустить крепкие корни, в итоге выяснилось, что общественные классы сформировались в результате насилия и подчинения, а не при условиях равной и мирной экономической конкуренции.

Принимая во внимание, что «родиной» капитализма и социализма была Англия, не вызывает никакого удивления, что первые признаки этих социальных явлений проявились именно в этой стране. В качестве примера можно взять лидера английских «истинных левеллеров» Джерарда Уинстенли, известного своими действиями против правящего класса сквайров во времена Оливера Кромвеля, являющего собой прекрасный образчик несостоятельности антиисторических подходов. Рассматривая пример Джерарда Уинстенли, можно обнаружить конфликт между правящим классом сквайров, основную массу которого составляли потомки норманнских завоевателей, и «угнетенным» классом англосаксов. Однако, как известно, деятельность Джерарда Уинстенли не имела особого успеха, и со временем о ней просто забыли, а очередной всплеск интереса к вопросу о классовом устройстве общества пришелся на Французскую революцию. На этот раз в качестве трибуна выступил граф Анри Сен-Симон — один из основателей современной социологии и утопического социализма, обнаруживший, что доминирующий класс во Франции состоит из потомков франкских и бургундских завоевателей, который «угнетает» класс романизированных кельтов. Собственно говоря, с публикаций Сен-Симона берет начало западноевропейская социология. Идеи Сен-Симона получили дальнейшее развитие в