Книга Сожженные девочки - С. Дж. Тюдор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Странная посылка вызвала у меня чувство тревоги. Прошлой ночью я не спала, то и дело вскакивая от непривычной тишины. Не доносились издалека сирены, успокаивающие нервы и убаюкивающие, не было слышно пьяных выкриков за окном. События дня продолжали прокручиваться у меня в голове. Поппи с измазанным кровью лицом. Зазубренный нож. Лицо Руби. Вот оно сливается с личиком Поппи. Все это объединяет кровь.
Почему я согласилась сюда приехать? Чего я рассчитываю добиться?
Наконец, чуть позже семи, я выбираюсь из постели. За окном громко кричит петух. Вот только его и не хватало. Сварив себе кофе, я уступаю соблазну и извлекаю коробочку с бумагой и табаком из дальнего угла кухонного ящика, в котором я ее спрятала, прикрыв посудным полотенцем.
Фло не оставляет меня в покое, требуя отказаться от курения. Я пытаюсь. Но плоть слаба. Я сворачиваю запретную сигаретку у стола, затем накидываю поверх майки и спортивных штанов старое худи и курю за дверью, пытаясь отогнать мрачные мысли. Несмотря на затянутое облаками небо, уже тепло. Новый день. Новые испытания. Это то, за что я всегда благодарю Всевышнего. Никто не может дать гарантию того, что завтра наступит. Каждый день – это дар, так что распоряжайтесь им с умом.
Конечно, как и большинство викариев, я не всегда практикую то, что проповедую.
Я докуриваю сигарету и поднимаюсь наверх, чтобы принять едва теплую ванну. Затем высушиваю волосы и пытаюсь придать себе презентабельный вид. Мои волосы все еще преимущественно темные. Морщин у меня немного, но это потому, что несколько лишних фунтов округляют и мое лицо. Наверное, я выгляжу как и любая другая издерганная мамочка, которой уже давно перевалило за сорок. Вердикт – принимайте такой, какая есть.
Я медленно спускаюсь вниз. Фло, к моему удивлению, уже встала и уютно устроилась на диване в гостиной с чашкой чая и книгой. Судя по обложке, это новинка Стивена Кинга.
– Как я выгляжу?
Она поднимает глаза:
– Устало.
– Спасибо. А кроме этого?
Я остановила свой выбор на джинсах, черной рубашке и воротничке. Чтобы дать людям понять, кто я, но также намекнуть, что я не на службе.
– Не уверена насчет черного.
– Неоновые цвета и ажурные чулки я решила приберечь.
– Для чего?
– Канун Рождества?
– Вводи их постепенно.
– Я так и собиралась.
Она улыбается:
– Мам, ты выглядишь потрясающе.
– Спасибо. – Я нерешительно добавляю: – А ты?
– Я?
– Ты в порядке?
– Все нормально.
– Правда?
– Мам, давай не будем к этому больше возвращаться. Нет, я тебя не ненавижу. Да, я расстроена тем, что мы уехали из Ноттингема. Но ведь это временно, верно? Как ты часто говоришь – ничего не попишешь.
– Иногда ты кажешься мне чересчур взрослой.
– Одна из нас должна быть взрослой.
Мне хочется подойти к ней и крепко обнять. Но она уже снова уткнулась в книгу.
– Ты придешь сегодня на службу?
– Это необходимо?
– На твое усмотрение.
– Вообще-то я думала прогуляться по кладбищу. Пофотографировать.
– Ладно. Желаю приятно провести время.
Я пытаюсь игнорировать едва ощутимый укол разочарования. Конечно же, ей не хочется слушать службу в маленькой, покрытой плесенью часовне. Ей пятнадцать лет. И я не верю в навязывание детям своих убеждений.
Моя мама пыталась это делать. Я помню, как меня таскали на службы, меня, маленькую непоседу, втиснутую в ее «лучшее», неудобное, застиранное платье. Скамьи были жесткими, часовня – холодной, а при виде священника в черной одежде я начинала плакать. Позже религия превратилась в один из маминых костылей, наряду с джином и голосами в голове. На меня все это произвело обратный эффект. Я сбежала при первой же возможности.
Вера должна быть сознательным выбором, а не чем-то, что тебе навязали путем промывания мозгов, когда ты слишком юн и не способен понять или усомниться. Веру невозможно передать детям как наследство. Она неосязаема и не абсолютна. Даже для священника. Над ней необходимо постоянно работать, как над браком или воспитанием детей.
Любой может усомниться. Естественно. Случаются несчастья. Некоторые события заставляют тебя задаться вопросом – существует ли Бог, и если существует, то почему он такой ублюдок. Но правда заключается в том, что несчастья случаются не из-за Бога. Он не сидит в своей небесной канцелярии, придумывая способы «испытать» нашу веру, подобно персонажу Эда Харриса из «Шоу Трумана».
Несчастья случаются потому, что жизнь – это серия случайных, непредсказуемых событий. На всем ее протяжении мы совершаем ошибки. Но Господь милостив. Во всяком случае, я на это надеюсь.
Я хватаю висящее на спинке кухонного стула худи и снова заглядываю в гостиную.
– Ладно. Я, пожалуй, пойду.
– Мам?
– Да?
– Что ты собираешься делать с тем портфелем?
Если честно, я не знаю. Его содержимое потрясло меня сильнее, чем я готова себе признаться. И уж точно гораздо сильнее, чем я готова признаться Фло. Откуда он взялся? Кто мог его оставить? И почему?
– Я еще не знаю. Может, поговорю о нем с Аароном.
Она кривится:
– Жутковатый тип.
Я хочу сказать ей, чтобы она не судила строго, но на самом деле мне он тоже кажется жутковатым. Я не совсем понимаю почему. По долгу службы мне часто приходится сталкиваться со всякими странными личностями. Но что-то в Аароне меня пугает, пробуждает чувства, которые я предпочла бы забыть.
– Давай поговорим об этом позже.
Я продеваю руки в рукава худи.
– Ладно. И еще одно.
– Что?
– Тебе лучше взять другое худи. Это провонялось дымом.
Когда я вхожу в часовню, Аарон стоит в глубине, беседуя с упитанным кудрявым викарием. Только полдесятого, и еще нет никого из верующих.
По какой-то причине, возможно, потому, что оба резко оборачиваются, у меня создается впечатление, что они говорили обо мне. Возможно, это паранойя. А может, и нет. Почему бы им не говорить обо мне? Я новенькая. Но мне не по себе. Я заставляю себя улыбнуться.
– Привет. Не помешала?
– Преподобная Брукс! – радостно восклицает кудрявый викарий. – Я преподобный Раштон – Брайан. Наконец-то мы знакомы лично!
Он протягивает пухлую руку. Это невысокий, плотно сложенный мужчина с пятнистым лицом цвета говяжьей солонины, что указывает на любовь к простым радостям жизни. В его живых блестящих глазах пляшут чертики. Если бы не пасторский воротничок, я бы предположила, что передо мной владелец паба или, возможно, брат Тук из баллад о Робин Гуде.