Книга Дед - Клим Жуков

– Эй, Вакса! Прекрати пялиться и звездуй на кухню, – бросил мне Кухмистер из своего угла. – Неси сковороду грибов в сметане, сто водки и один ломоть хлеба. И проследи, чтобы чай заварили с липовым цветом.

– Казённую? – уточнил я на всякий случай. – Водку брать казённую?

– Не, тащи хреновуху, что вчера поставили.

Я исполнил всё в точности, не переставая дивиться таким церемониям. Этак Семён привечал разве что Ферзя да пару-тройку его ближников. Впрочем, кто я такой и что вообще знаю? Очень немного.

Гость не спеша расправлялся с упоительной кухмистеровой картошкой, успев раз причаститься от графинчика, исходившего ледяным потом. Налил по второй, когда к нему за столик подсел тот самый неугомонный деловой Коля.

– Ты чего один бухаешь, старый? – поинтересовался он, утвердившись на стуле. – Давай вместе выпьем, как промеж пацанов принято. Наливай!

И Коля хлопнул о скатерть своей стопкой.

Гость на делового даже не взглянул. Приняв вторую, он взялся закусывать, всё так же молча.

– Э! Старый! Ты не охренел?! Ты попутал, старый?! – Коля завёлся с места в карьер. – Да ты меня чего, вертел, что ли? А?!

В кабаке стало тихо. Слышно было, как Кухмистер шелестит страницами за стойкой.

– Не дерзи незнакомым людям, – ответил гость, прожевав. – Это раз.

– Чего ты сказал?!

– Без приглашения за стол не садятся. Это два.

– Жить надоело, старый?! Мне что-то не нравится…

– Подошёл, так представься, и не ори, как обезьяна. Это три. А как тебе нравится, петухам расскажешь, ты в этом крепко разбираешься, судя по всему.

Коля весь подобрался, напружинив ноги. Как по волшебству, в руке его сверкнула финка.

– Попишу, коз-з-зёл…

Дальше он ничего не сказал и как-то сразу расслабился, не захотел прыгать. Я бы тоже не захотел. Над столешницей показался мрачных размеров чёрный пистолет. Когда старик его выхватил и откуда, я рассмотреть не смог.

– Ну попиши, – спокойно пригласил гость.

– Стыдно, Колян, – послышался голос из-за стола деловых. – Мне за тебя стыдно. Если сейчас уважаемый человек тебя продырявит, я пальцем не пошевелю, потому что ты ведёшь себя как баран.

– Рыбак, да я… – попытался оправдаться тот.

– Закрой рот с другой стороны. Спрячь перо. Встань. Извинись перед человеком. Вернись на место. Отдыхай. Ясно излагаю? Да не бубни! Внятно извинись! Наехал-то ты вполне внятно!

Разобравшись с захромавшей в обществе дисциплиной, глава деловых встал и подошёл к столу гостя.

– Разрешите присесть? – Тот указал рукой, мол, ничего против не имею. – Я Рыбак. А как вас величать?

– Дедом.

– А по имени отчеству?

– Деда достаточно. И можно на «ты».

– Подходит. В смысле, и на «ты» удобнее, и кличка в тему.

– А это не кличка. Позывной.

– Как тебе будет угодно, как тебе будет угодно! – Рыбак рассмеялся. – Ты нас прости – не уследили за юношей. Не держи зла.

– Юноша извинился – этого хватит. Я не обидчивый. – Дед приподнял графинчик. – По пять капель ради знакомства? У меня ещё немного есть.

– Зачем же немного? – неделанно изумился Рыбак. – Сейчас нормальную дозу организуем! В лучшем виде!

– Нет, теперь уж ты меня извини, – я больше сотки не пью. Никогда.

– По состоянию здоровья, так сказать?

– По религиозным соображениям.

– Ну, тебе виднее, ты – мужчина взрослый. Давай тогда по пять капель!

Рыбак и Дед выпили, зажевав густую от холода хреновуху: один картошечкой, другой – огурцом.

– Наш Коля, по правде сказать, не просто так сорвался, – сообщил Рыбак, отдышавшись после терпкой влаги. – Уж очень ты, Дед, любопытная фигура. Один, зимой в Пустоши, да ещё по ночному времени… Удивительно! Удивительно неразумно! А ты впечатления неразумного человека не производишь. Поделишься, зачем такой риск?

Дед помолчал, раздумчиво пережёвывая пищу.

– Не первый год живу, Рыбак, – пояснил, наконец, он. – Если знаешь как, риск вполне умеренный. Привычка. Ради чего? Ферзь мне заказал «теплушку». Знаешь, у него электростанция на пару, а угля с солярой не напасёшься. Я «теплушку» достал и принёс. Ну и ещё кое-чего на торговлю, чтобы налегке зря не ходить.

– «Теплушку»?! – поразился Рыбак и даже всплеснул руками. – Она же… она же встречается только в «пекле»! И ты один полез в «пекло»?!

– Не в каждом «пекле», уважаемый, – уточнил Дед. – Дай бог в каждом пятом. А я места знаю. Одному сподручнее, и делиться ни с кем не надо.

– Офигеть! – прокомментировал Рыбак.

Я тоже офигел, было с чего. «Пекло» – это такая гнусная аномалия, друзья мои и товарищи, в Пустоши не бывавшие! С одной стороны, её хорошо видно. Как земля затрещала, как пошли багровые сполохи – лучше тикать. Насчёт «тикать» то есть – никаких сложностей, если ты не хромой, или не конченный идиот, или, например, не хочешь быстро и без замечаний поджариться.

С другой стороны, лезть в «пекло» за хабаром – это надо иметь бесконечные нервы.

Горячие участки нарождаются вокруг центра в совершенно непредсказуемом порядке. А уж если ты в такой угодил, жизни тебе секунды полторы – сгоришь к червонной матери! Зато в центре попадается ценный хабар. Или, как говорят умные люди, аноген – предмет аномального физического генезиса.

Вот взять хоть «теплушку». Не помню, как про неё говорят умные люди. Что-то вроде… пирофор… пирофоро… а, чёрт, какая разница! Зато если такую штуку (полупрозрачный камешек) положить в воду, она тебе полгода будет задавать жару. Ферзь «теплушками» питал электростанцию, что умно. Недёшево, но, как ни крути, соляра на полгода встанет куда дороже!

Короче говоря, Рыбак восхитился. И не замедлил выступить с предложением.

– Во ты, Дед, даёшь! Ты скажи! Ты вообще по аномалиям спец или только насчёт «пекла»? Если не секрет, конечно.

– Никакого секрета. Нормально секу. Исходил все пакости в здешних местах, и не только в здешних. – Дед помолчал, видимо, боролся с ложной скромностью. – Есть в соседнем Гарнизоне персона. Зовут Следопытом. Вот он разбирается куда лучше моего, и опыта больше. Но я не последний человек в этом деле.

– И как, можешь достать всё что ни закажут?

– Нет. Не всё. Это не профессия… так, ищу кое-что для души. Но если наткнусь на полезную вещь – вынесу без проблем. Чем-то конкретным интересуешься, Рыбак?

– Да как тебе сказать? Вроде бы всего хватает. Но это пока, сам знаешь, как, бывает, жизнь оборачивается! Что же такое потребно твоей душе? Ну… что ты ищешь?

Дед усмехнулся. Я обратил внимание, что губы растянули лицо в улыбку, но глаза остались пустыми, без следа веселья. Физиономия, явно непривычная к таким маневрам, потрескалась морщинами.