Книга Противостояние - Александр Чернов

Но у этого решения был один, правда, очень важный недостаток – курсы сближения его броненосцев одновременно приближали их к русским. И тут последний раз свое слово сказала уже лежащая на дне «Оттова» – благодаря ей корабли Макарова оказались чуть севернее, а «Фудзи» чуть южнее, чем могли бы быть. Только поэтому соединение трех кораблей Того и «Фудзи» все еще оставалось возможным…

«Цусима», не искушая судьбу, повернул за «Фудзи», выходя ему на неподбойный борт, а русские бронепалубные крейсера взяли курс вдогон за идущими со скоростью пятнадцать-семнадцать узлов эскадренными миноносцами Асаи. Рейценштейн прекрасно понимал, что перезарядка на скорости больше двадцати узлов для них дело почти фантастическое, однако, если японские дестроеры этим сейчас занимаются, нужно сделать все, чтобы им помешать.

Опасения русского адмирала, знавшего о высокой выучке моряков японского флота не понаслышке, оправдались. Японским миноносникам удалось сделать почти невозможное. За те пятнадцать-двадцать относительно спокойных минут на всех восьми дестроерах успели загнать мины в один аппарат, и сейчас минеры лихорадочно готовили их к пуску, а на двух, включая флагман Асаи, смогли загрузить «рыбки» в оба! На трех других мины для второго аппарата не успели даже извлечь из пеналов, а на палубах еще трех корабликов сейчас шел безумный эквилибр с торпедами, на который даже видавший виды каперанг Асаи не мог смотреть без содрогания…

* * *

На верхнем мостике «Цесаревича» стояла напряженная, предгрозовая тишина. Офицеры, вглядываясь в бинокли, вслушивались в отрывистые доклады дальномерщиков. В туманной дымке спереди слева уже довольно отчетливо был виден силуэт японского двухтрубного броненосца, самым полным ходом идущего навстречу трем своим собратьям – двум двухтрубным и замыкающему трехтрубному, недавно открывшимся справа. Их всех уже опознали. Слева корабль типа «Фудзи», справа «Микаса», «Асахи» и «Сикисима».

– Ну, что же, господа. Можете меня поздравить! Я только что проиграл пари Всеволоду Федоровичу Рудневу. Дай-то Бог ему и нам сегодня удачи. Так, сколько у нас на дальномере? – нарушил молчание Макаров.

– До одиночного семьдесят пять, до головного в колонне семьдесят шесть, ваше превосходительство!

– Ясно. Аккурат посредине идем. Но Того побыстрее будет. Через пять минут примем полрумба на «Фудзи». Жаль, отсечь мы его уже не успеем. Даже если сейчас оторвемся от «полтав»… Если Того не побежит, конечно. А он не побежит. Готовьте к бою правый борт. Прислугу мелких орудий – за броню. И давайте-ка, господа, перебираться в рубку.

– Дозвольте на марс, Степан Осипович!

– Нет, Андрей Константинович, не разрешу, увольте-с. При всем к вам моем уважении, лишний риск сейчас никому не надобен. Дело обещает быть серьезным, и каждый офицер, может статься, будет на счету. Можем и на пистолет сойтись. Кроме того, мне ваш совет на маневр может понадобиться. Так что – в рубку, друг мой, в рубку! Будьте добры…

Из воспоминаний капитана 1-го ранга Иениша Н. В.

Флагманский артиллерист штаба Старка, а затем Макарова, капитан 2-го ранга Андрей Константинович Мякишев бой с японской эскадрой 27 февраля 1904 года провел с биноклем на марсе, что вызвало общее восхищение его храбростью. Но он был там вовсе не для парада, а чтобы занести в книжку эволюции отдельных судов общую картину маневрирования эскадр и многие характерные падения снарядов.

Но почему он оказался во время боя на марсе, а не при адмирале? К началу войны корабли наши были в стрельбе абсолютно автономны. Роль флагарта сводилась к общему руководству подготовкой судов к стрельбе, заботе о снабжении снарядами и всем необходимым для поддержания в исправности орудий, выработке «программы» учебной стрельбы. И всё. Стрельба эскадренная, как она стала пониматься позже, не существовала. Вмешательство артиллерийского офицера в тактику маневрирования было недопустимым. Это была личная и священная прерогатива адмирала, который обратился бы за советом скорее к флаг-штурману, чем к артиллеристу. Чем роль последнего, коль завязался бой, обращалась в нуль.

Мякишев хорошо видел, с кем он имел дело в лице адмирала Старка, знал, что смена его неминуема и что будет призван Макаров. Мякишев, горячий и деятельный практический тактик, не мог упустить случай реального боя, чтобы иметь свежий материал для суждения о сравнительной маневренной и огневой ценности обеих сторон. Не на мостике, не в броневой рубке с ее ограниченным обзором, где находилось много судовых специалистов, было его место, но именно на марсе, находившемся к тому же всего на три сажени над мостиком и в сообщении с последним, где он был никем не стесняем и мог наблюдать ход боя, не мешая никому, для пополнения своих ценных сведений.

А что они были ценны – доказательством того служило, что Макаров, едва прибывший в Артур со своей секретной «Инструкцией для похода и боя», выработанной им и отпечатанной в поезде, несшем его на восток, начал вводить в нее изменения после совещания с Мякишевым.

Хронометр показывал 11:45…

Через десять минут, когда дистанция сократилась почти до пяти миль и противники практически одновременно начали пристрелку, неожиданно громыхнуло правое орудие в носовой башне «Цесаревича»: то ли у башенного командира, то ли у наводчика не выдержали нервы. Однако все остальные большие пушки терпеливо молчали, дожидаясь команды от старартов. Слава богу, пристрелка не была сбита, и через пару минут заговорили уже все орудия, способные достать до неприятеля.

В завязке боя как само взаимное расположение противников, так и их перемещения не были оптимальными для артиллеристов. Поэтому ничего удивительного в том, что в последующие пятнадцать минут, за которые противники сблизились на дистанцию в пределах трех миль для флагманских броненосцев, «Фудзи», пройдя по неподбойному борту броненосцев Того, встал в кильватер «Сикисиме» и начал обстрел «Пересвета», а «Баян» пристроился позади второго броненосного отряда из «севастополей», никто и ни в кого ни разу так и не попал главным калибром! Артиллеристам, управляющимся с шестидюймовками, успех сопутствовал в большей степени. Японский флагман «проглотил» семь таких подарков, «Сикисима» четыре, шесть достались на долю «Фудзи». Из повреждений, о которых стоит упомянуть, были зафиксированы полный выход из строя одной палубной шестидюймовки на «Фудзи» и небольшой пожар за мостиком «Сикисимы», в ходе которого полностью выгорела рубка беспроволочного телеграфа.

Но больше всех снарядов среднего калибра «наловил» «Цесаревич», по которому вели огонь все японские корабли – аж целых десять. По счастью, ничего особо серьезного они уничтожить или подбить не смогли. Несколько рваных дыр в небронированном борту, три 75-миллиметровые пушки, разодранный почти пополам катер, оборванная якорная цепь и выгоревшая кормовая штурманская рубка – не в счет. Правда, само зрелище периодически вздымающихся над головным броненосцем дымных шапок от разрывов вражеских снарядов было не самым приятным для всех, кто наблюдал за происходящим с других русских кораблей.

Японская колонна продолжала идти выбранным курсом почти строго на норд, что, с одной стороны, позволяло удерживать русские линкоры от прорыва к Бицзыво, а с другой, в связи с общим преимуществом в ходе у японских кораблей, предоставляло возможность, обогнав русских, всеми силами навалиться на их флагмана. В 12:10 Макаров довернул свою колонну на два румба влево, дабы ввести в дело замолчавшие кормовые башни, для которых противник стал временно недосягаем, а затем, минут через пять, «Цесаревич» лег на курс, параллельный японской колонне.