Книга Убивать осознанно - Карстен Дюсс

– И так продолжается с рождения Эмили?

– Более или менее. Да. С тех пор я работаю за двоих. С тех пор Катарина сидит дома с Эмили, если только она не на каких-нибудь курсах из серии «мать и дитя». При этом Катарина терпеть не может других мамочек, но, чтобы не сплоховать, делает все, что делают они. Я вижу свою дочку только спящей. Когда я раздраженный прихожу домой и натыкаюсь на свою уставшую жену, мы все чаще цапаемся. Катарина даже спросила меня однажды, зачем я вообще пришел домой. На этот вопрос я не смог ответить.

– А сейчас сможете?

– Нет, – признался я, не раздумывая.

Это четкое «нет» рассекло наш разговор с хирургической точностью. Последовавшая за ним пауза длилась долго. Но была благотворна. По окончании этой паузы Йошка Брайтнер поджидал меня с сюрпризом.

– Вы знаете, что такое островок времени?

– Что, простите?

– Островок времени. Ограниченный промежуток времени, в который вы делаете только то, что приносит вам удовольствие. И ничего более.

– Вы имеете в виду то, что поколение наших родителей называло «выходные» и «свободный вечер»?

– Верно. А ваше поколение променяло их на смартфоны. Вместо выходных и свободного вечера вы теперь постоянно находитесь в зоне доступа и нуждаетесь в консультантах по осознанности.

– Дурацкий обмен.

– Что касается меня, то я неплохо на этом зарабатываю.

– И как эти островки помогут в моем случае? – поинтересовался я.

– Ну, как ни странно, частично вы уже применяете концепцию островка времени. Так как дома вы себя чувствуете не очень комфортно, то еще больше погружаетесь в работу. Там вам, по крайней мере, не досаждает супруга. Однако – вот чудеса! – похоже, что клиент-психопат нервирует вас не меньше, чем ваша фрустрированная жена.

– И что вы предлагаете?

– Сделайте что-нибудь для себя. Создайте свободное пространство только для себя, где не будет ни жены, ни психопата.

– То небольшое количество времени, которое у меня остается после работы, я бы хотел проводить с семьей.

– С придуманной вами идеальной семьей, которой в действительности не существует. Когда вы физически находитесь дома, а мысленно спорите с кем-то на работе или с женой, это явно не помогает ни вам, ни вашей жене, ни тем более вашей дочери. И вы, и ваша жена хотите, чтобы вы душевно принимали участие в жизни семьи. Так создайте себе надежный островок времени исключительно для жены и ребенка. Где не будет ни единой мысли о чем бы то ни было, кроме вашей семьи. Вот этим временем и наслаждайтесь, если угодно.

– На этом островке у моей жены будет право голоса?

– Конечно же нет. Это ваш островок. Я бы посоветовал вам создать его только для себя и для дочери. Если вы на этом островке, то вы только со своей дочерью. Если вы мыслями не с ней, то можете сразу уходить. Возможно, разлука принесла бы вам и вашей жене некоторую разрядку. Так вы научились бы – а может быть, и ваша жена – говорить только о том, что важно именно здесь.

В тот же вечер я рассказал Катарине об этом предложении. О разлуке, которая станет началом примирения. Рассказал об островках времени. О своем недовольстве. К моему удивлению, Катарина в этом предложении увидела не конец нашего брака, а проблеск надежды на сумрачном горизонте. Вместо упреков в том, что я хочу покончить с нашим браком, она бросилась мне на шею. Впервые за долгие месяцы. Со слезами на глазах.

– Я так благодарна тебе за это предложение. Я не выдержу, если между нами все останется как есть.

– Но почему же ты ни разу не предлагала мне съехать на время?

– Потому что не хочу вышвыривать вон отца своей дочери. Я хочу вернуть того мужчину, за которого вышла замуж.

Она никогда бы его не вернула. Потому что мужчины, за которого она вышла замуж, никогда и не было. Она вышла замуж за чистый лист бумаги, на который спроецировала свои представления об идеальном супруге. А я, как и прежде, был готов к тому, чтобы вести себя так, будто я и есть эта проекция, – как только у меня снова появятся силы для этого.

– Тогда можно мужчина, с которым ты уже долгое время ссоришься, съедет, а мужчина, за которого ты вышла замуж, придет в гости? – осторожно спросил я.

– Мне достаточно, если придет в гости отец моей дочери. Главное, чтобы тип, с которым я постоянно ссорюсь, ушел. А мужчины, за которого я вышла замуж, мне будет не хватать.

Рыдая, мы обнялись.

Но этот теплый момент длился лишь до тех пор, пока хладнокровная Катарина не превратила предложенное мной решение в категоричное условие. Она отстранилась от меня и с угрозой посмотрела в глаза.

– Если у тебя ничего не выйдет с этими твоими островками, то мы расстанемся окончательно. Если ты еще хоть раз поставишь свою работу выше Эмили, то все. Больше ты дочку никогда не увидишь. В конце концов, я ее мать.

Возвращаясь к образу светлой надежды: если этот проблеск на горизонте погаснет и солнце так и не взойдет, то я погружусь в полный мрак. Ее слова не были пустой угрозой. Будучи адвокатом, я отчетливо понимал, что самая ярая феминистка получает полную власть над ребенком, когда ссылается в суде на представления о семье, бытовавшие еще в девятнадцатом веке и актуальные по сей день. Если мать не захочет, то отец никогда не увидит ребенка. И точка. А хладнокровная Катарина была способна на самые решительные действия.

Связанный этой угрозой, я гораздо проще отнесся к переезду. Я был рад выбраться из замерзающего пруда прежде, чем надо мной образуется корка льда.

Я нашел меблированную квартиру в том же районе города. Мы создали островки времени, когда я занимался исключительно Эмили. Сначала это были часа два или три в первой половине дня, которые я с чистой совестью отрабатывал по вечерам.

Несколько часов в разные дни превратились спустя две-три недели в воскресный вечер. Затем в целое воскресенье. Каждую вторую неделю – в целые выходные.

Большего моя работа мне не позволяла. Так я думал поначалу.

Благодаря этим островкам я расцвел. Проводить время наедине с маленькой дочкой – это вселяло в меня невероятное чувство свободы. Непринужденно играть со своим ребенком, без матери, которая стоит за спиной и смотрит вам в затылок. Пребывать мыслями не в конторе, а на моем островке времени. Где я был королем, волшебником, папой.

Мы с Эмили могли смеяться до упаду, наблюдая за утками в пруду, и никто нас не одергивал, стыдя тем, что мамочки на другом берегу могут все услышать. Мы могли качаться на качелях тогда, когда они были свободны, а не ждать, пока мама намажет Эмили кремом от солнца.

Нам доставляло такое большое удовольствие заказывать у мороженщика то, что было вкусно. А не то, что прошло тест на экологичность.

Для нас с Эмили больше не существовало понятий «правильно» и «неправильно». Мы знали только «хорошо» и «очень хорошо». Час, прожитый с поднятой головой вдвоем с дочерью на моем островке времени, был в тысячу раз ярче, чем целый день, проведенный втроем и с опущенной головой.