Книга Морозный ветер атаки - Александр Тамоников

– Как думаете, товарищ лейтенант, не сдадим Москву? – даже самых стойких в этот момент порой терзало сомнение, охватывали приступы малодушия.

– Об этом даже не думай, сержант. Все ляжем, но Москву не отдадим. Немцы выдыхаются, а к нам со всей страны подкрепления подходят. Слышал про дивизию Панфилова? Ребята из Казахстана и Киргизии бьются, как черти, военные корреспонденты не успевают описывать их подвиги… Еще немного откатимся, потом встанем, с силами соберемся, да и погоним фрица от Москвы… О чем это мы? – Глеб вышел из оцепенения, посмотрел на часы. – Две минуты на отдых, потом прокатимся с горы – и снова в лес. Немцы еще не скоро подойдут – это только с холма кажется, что они рядом, а на деле им еще кружить и кружить…

Спуск с горы взбодрил. Бойцы посмеивались над Лапштарем, который до войны ни разу не вставал на лыжи. Боец беззлобно огрызался. Через пару верст сделали последний привал. Разгоряченные красноармейцы попадали в снег, тяжело дышали. Невероятная усталость сковала члены. Не хотелось разговаривать, строить планы на будущее, даже курить. Шубин украдкой разглядывал своих бойцов. Выпало этим людям немало. «Элита» Красной армии таковой совершенно не казалась – народ пестрый, у многих – плачевно с боевым опытом, но все же он не ошибся, выбрав именно их…

Стоило закрыть глаза – завихрилась поземка, поплыли события последних недель. Еще недавно была распутица, затем ударили морозы, Подмосковье завалило снегом. Немецкие войска рвались к Москве, и казалось, только чудо их остановит. Столицу штурмовали с трех направлений: с севера, юга и по центру. 3-я и 4-я танковые группы обходили город с севера, наступали на Клин и Солнечногорск. 2-я танковая армия действовала на юге. Части РККА удерживали Тулу – немцам так и не удалось ворваться в город.

Танковая армада пошла в обход – на Каширу и Коломну. Неимоверным напряжением советские войска сдерживали натиск, медленно пятились. Немцы не утратили надежды обойти Москву и замкнуть кольцо в районе Ногинска. 4-я полевая армия атаковала в лоб – на центральном, западном направлении. Ей ставилась задача сковать войска Западного фронта, вынудить советское командование снять войска с других направлений.

В Подмосковье разгорелась яростная битва. Войска оттягивались к столице, немцы наседали, вводили в бой последние резервы. 30-я и 16-я советские армии несли чудовищные потери, между ними образовался разрыв, туда и устремились танковые колонны врага. И все же что-то менялось на театре боевых действий – и это можно было различить невооруженным взглядом. Вся страна работала на фронт. С запада подходили свежие части и соединения – солдаты были одеты и обуты, надлежащим образом вооружены. В состав Западного фронта были переданы 1-я Ударная армия генерал-лейтенанта Кузнецова и 20-я армия генерал-майора Власова. Они прикрыли разрыв между 30-й и 16-й армиями, части закреплялись на ближних подступах к Москве, готовились к контрнаступлению.

Войскам на линии боевых действий приходилось туго. После памятной операции по освобождению генерала Беспалова, когда в живых из группы остались только трое, потрепанную часть полковника Донского вывели в тыл и расформировали.

Леха Кошкин во время отступления получил ранение. Он успел сигануть с бортовой полуторки, когда колонну атаковали бомбардировщики, но в полете поймал плечом осколок. Леха не верил, что такое возможно – пройти через всю мясорубку и выжить! А в ситуации, когда «ничего такого», – получить ранение! Он чуть не плакал, когда его, перебинтованного, увозили в лазарет.

«Товарищ лейтенант, меня дождитесь, я скоро вернусь, – стонал Леха. – Обязательно вернусь, ранение-то пустяковое, хотя болит сильно…»

Шубин наводил справки. Кошкин был жив, валялся в госпитале где-то под Коломной, мечтал о том дне, когда снова встанет в строй.

Настя Томилина тоже не задержалась в части. «Не женское это дело – в атаки ходить и окопы рыть в мерзлой земле, – заявил сменивший Донского майор Рясников. – Положение тяжелое, но чтобы баб заставлять воевать…» Настю увезли в Москву, на курсы разведывательно-диверсионных групп. Это направление в последнее время получило большую популярность. Диверсантов штамповали тысячами, при этом подготовка хромала на обе ноги, но навыки чудо-солдата этим людям и не требовались.

Они долго прощались, сердце сжалось, когда он смотрел на эту девушку. Храбрая, решительная, воевавшая наравне с мужиками, да еще и выжившая – а на деле обычная девчонка, ранимая, потерянная, со всеми бабскими штучками. Ей точно не место в этой кровавой мясорубке! И ведь не успокоилась, в диверсанты рвалась…

«Ладно, Глеб, я не в обиде, – вздохнула Настя, когда он «по-братски» ее обнял. – Прикипела я к тебе, жалко расставаться, да и любишь ты другую – и хоть тресни, не хочешь на меня взглянуть другими глазами… Иногда кажется, что тянешься ко мне – но нет, ошибаюсь, правильный ты больно. А я для тебя лишь товарищ… Ты не волнуйся, я тебя забуду, это несложно, когда вокруг столько мужиков. Но все равно пиши, ладно? Я сообщу тебе адрес полевой почты…»

Да, иногда он тянулся к этой бесшабашной девчонке – завораживали глаза и загадочная грустная улыбка. Но в голове возникал не менее печальный образ «другой», и наваждение таяло.

Про Лиду Разину сведений не было. Судьба разбросала их – он вышел к своим, а Лида осталась в партизанском отряде полковника Моисеевского. Поначалу приходили весточки – жива твоя «любовь до гроба», врачует подстреленных партизан. Потом ручеек иссяк, и это неудивительно. База Моисеевского находилась под Вязьмой, в глубоком немецком тылу. Связь поддерживалась эпизодически. Отряд набирал силу, получал подкрепление – сбегали военнослужащие из немецкого плена, прорывались красноармейцы из окружения, мирные жители брали оружие и присоединялись к партизанам. Отряд Моисеевского превратился в силу, с которой приходилось считаться. Немцы устраивали облавы, стягивали полицию, карательные части, но партизаны держались. В случае явной угрозы меняли дислокацию. Про Лиду известий не было. Писать ей было некуда. Глеб терзался, не зная, жива ли она.

Он еще хромал. Нога заживала медленно. Майор Рясников выдал предписание: явиться в Москву по такому-то адресу в Сталинском районе столицы, там он получит новое назначение. Несколько дней в бездействии – глядишь, и нога подживет.

Очень хотелось увидеть Москву – и Глеб ее увидел. От увиденного защемило в груди. Паники в городе не было, каждый житель знал свое место и верил в лучшее. Подступы к городу ощетинились оборонительными сооружениями. На улицах – противотанковые ежи, пулеметные и зенитные гнезда из мешков с песком. Работали заводы, фабрики, государственные учреждения – правда, не все. Об эвакуации советских и партийных структур даже не было речи. Ставка Верховного главнокомандования работала в Москве – а не где-нибудь на Волге или в Сибири. Патрулей на улицах было больше, чем прохожих. На крышах дежурили служащие частей гражданской обороны. Налеты на столицу совершались часто, но ПВО работала без сбоев, лишь отдельным самолетам удавалось прорваться к городу.

Шубин бродил по мрачным холодным улицам, не узнавал столицу. Суровый город жил суровой жизнью, готовился к уличным боям. Грабителей и мародеров расстреливали на месте, без суда и следствия. И все же криминал процветал – забирался в глубокие подворотни, подъезды, канализационные шахты. Отдаляться от главных улиц было опасно. Но как тогда людям попадать в свои дома, ведь в каждом дворе милиционера не поставишь?