Книга Муж понарошку - Мари Князева

Алексей держал дистанцию. Надя могла в любой момент обратиться к нему с вопросом или просьбой, и он с готовностью отвечал или давал ей то, что нужно, но сам почти никогда не обращался к жене. Она с удивлением смотрела на этого сильного и взрослого мужчину, который юридически являлся ее супругом, но на деле лишь исполнял обязанности опекуна. Спокойно и отстраненно.

Больше всего Надя общалась с Зинаидой Павловной. О, что это была за женщина! Сама любовь, сама доброта - она окружила Надю такой заботой, какой она не видела ни от кого в жизни, кроме матери, и это питало ее юное сердце, измученное разлукой с родными. Надя совсем перестала обижаться на отца, который отослал ее к чужим людям и ни разу не позвонил. Алексей намекнул ей тогда, что у папы серьезные проблемы - настолько серьезные, что даже рассказать о них нельзя. А значит, она не имеет права обижаться, тем более, что люди, которые теперь ее окружали, очень быстро стали ей родными.

Надя сама настаивала на том, чтобы вникнуть во все тонкости ведения хозяйства: праздность была ей чужда. Дома она регулярно посещала музыкальную школу, репетитора по иностранным языкам, ходила на фитнес. Так как здесь все это было недоступно, она переключилась на развитие других навыков - и это тоже было интересно и увлекательно. Но вот что ее удивляло: свекровь без устали твердила о том, какой прекрасный и добрый человек ее сын. Конечно, в том, что она души в нем не чает, не было ничего странного, но она рассказывала такие вещи, которые не вязались в Надином сознании с тем образом мужчины, что она себе нарисовала: нелюдимый, замкнутый молчун. По словам Зинаиды Павловны, он и дружелюбен, и участлив, и добр до самоотверженности. Иван Леонидович относился к сыну с большим уважением и советовался с ним во всем. При такой манере отца - почти раболепной - вполне можно было ожидать, что Алексей станет разговаривать с ним свысока, подобно Базарову из романа Тургенева "Отцы и дети", но на деле - ничуть не бывало! Некоторая снисходительность при общении с родителем в его голосе чувствовалась, но не насмешливая, не скучливая, не отчужденная.

Алексей, конечно, отнюдь не отличался болтливостью, даже и в семейном кругу, но порой рассказывал разные интересные истории из жизни или книг. Оказалось, что он любит читать и делает это регулярно. Классика, современная проза, нон-фикшн - все увлекало живой ум Надиного мужа. Она и сама заслушивалась его рассказами, постоянно отмечая про себя, как он тонко все замечает и понимает. И голос. Его чудесный бархатный голос, проникающий прямо в юную неопытную душу.

Примерно через месяц такой жизни Надя внезапно осознала, что привязалась к своей новой семье, а особенно к ее главе - Алексею. Что ей всегда хочется увидеть и услышать его. Что она успевает соскучиться по нему за те несколько часов, что они проводят в разных уголках дома или участка. Надя ждала приемов пищи, как праздника, ловила спокойный внимательный взгляд мужа, а когда получалось поймать - вдруг заливалась краской. Она сама не понимала, что это с нею делается, но до определенного момента была уверена, что испытывает к нему совершенно дружеские, может быть, где-то дочерние чувства: интерес, уважение, благодарность.

А однажды - это было в конце июня - Зинаида Павловна отправила Надю с литровой банкой молока на чердак, где мужчины делали ремонт. Она отправилась туда без малейшей задней мысли, но даже не успев до конца подняться по лестнице - только голова ее высунулась над полом мансарды - замерла ошеломленная. Алексей был на чердаке один: его отец куда-то подевался. Молодой мужчина стоял на стремянке в одних шортах и что-то приколачивал к стене. Его мощное мускулистое загорелое тело блестело от пота - и именно это зрелище привело Надю в полнейшее замешательство. Она не могла оторвать глаз от напряженных мышц спины, от перекатывающихся под кожей мускулов сильных рук. Все это богатство вздрагивало при каждом ударе молотка и отдавалось какими-то странными спазмами в Надиной груди и животе. Ее муж был прекрасен, как древнегреческий бог - по крайней мере, именно так она представляла Зевса или Посейдона, только бороды не хватало для полноты картины. Впрочем, отросшая за несколько дней щетина вполне успешно ее замещала.

Внезапно Алексей, будто почувствовав ее присутствие, перестал стучать, обернулся - и застал свою юную супругу за подглядыванием. Наде показалось, что у нее даже волосы покраснели. Она, конечно, попыталась изобразить, будто шла к нему, не останавливаясь, но чувствовала себя при этом просто неуклюжим мешком - даже споткнулась в самом конце пути и чуть не уронила банку с молоком. Уронила бы, если бы Алексей ее не подхватил. За талию. Наде в нос ударил запах его пота. Никогда ей не нравились подобные ароматы, но тут - это было нечто другое, не противное, не отталкивающее. Горьковато-пьянящее. До чего же странно она себя чувствовала! Он отпустил ее талию сразу же, как только Надя твердо встала на ноги, но кожа на боках еще долго горела от его прикосновений, даже через ткань платья.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Вот, - пробормотала она, не смея посмотреть мужу в глаза. - Зинаида Павловна тебе прислала.

Алексей молча взял у нее банку и сделал несколько больших глотков. Пока лицо его было скрыто, Надя осмелилась поднять глаза. Белая капелька скользнула по подбородку мужчины и упала на влажную от пота грудь. Надя судорожно сглотнула, мысленно стараясь заглушить в себе желание дотронуться. До этой груди. Она наконец осознала, что хочет, чтобы он ее обнял. Она не знала, что дальше, но очень хотела прикосновений. Это стыдно, это... недостойно. Наверное. Но желание было жгучим, невыносимым, отдавало болью в солнечное сплетение.

- Ты иди, - мягко сказал Алексей, так что Надя вздрогнула.

Опять он поймал ее на подглядывании! Точнее, это было уже не подглядывание, а настоящий осмотр. С пристрастием и зависанием. Надю снова окатила удушливая волна смущения. Но Алексей продолжал говорить, как ни в чем не бывало:

- Отец ушел в туалет, сейчас вернется, допьет - и банку вам принесем.

- Да, хорошо, - пробормотала Надя и поспешно убежала с чердака.

Той ночью она долго лежала в постели без сна, думая без конца об одном: ей хочется, чтобы ее муж смотрел на нее как на женщину, чтобы прикасался к ней, а он ее не замечает. Наверное, это правильно, а ее желания - неправильные, неприличные, но как перестать их хотеть, Надя не знала.

Ей было чуждо притворство, хитрость и какой-либо расчет, но под влиянием всех этих мыслей и чувств она начала меняться - непроизвольно и почти незаметно для самой себя. Позвонила домой Марфе и попросила прислать побольше летних вещей. Из тех, что были в ее распоряжении прямо сейчас, перестала надевать откровенно детские - сарафаны с рюшечками, майки с дурацкими принтами. Даже нижнее белье с рисунками забросила в дальний угол, хотя оно было недоступно глазу ее супруга. Зато стала иногда надевать купальник, выходя в огород - как будто чтобы загореть, а Алексей только по-отечески бросал: