Книга Врагов выбирай сам - Наталья Игнатова

– Герои! – насмешливо каркнул Ольжех, когда менестрель, не решаясь поверить, обернулся к нему. – Им, знаешь ли, много не бывает. Все собрали? – он критически оглядел братьев. – Тогда слушайте внимательно. Я отправлю вас в «Звездец»... тьфу, чтоб ему! в «Звездень».

– В «Звездец», в «Звездец», – ухмыльнулся Артур. – Он что, сто лет простоял?

– И еще сто лет простоит. Любимое место отдохновения всяких... героев. Чего б ему сделалось? Сообразите там, что да как. Поосмотритесь. Кстати, храмовников из Шопрона в Сегед поперли.

– Чего так? – нахмурился рыцарь.

– Да уж было за что. Тебе ли не знать? Ну а дальше сами решайте, что делать. Вот и все, собственно, – Старик выбил трубку. – Надеюсь, я вас долго теперь не увижу.

– Взаимно. – Артур забросил сумки на плечо. Ольжех пошевелил пальцами, бормотнул что-то, и вся троица исчезла. Просто растворилась в воздухе.

День Гнева

... А вообще-то он был в отпуске. Их всех отправили отдохнуть, всю группу. Сразу после короткой, но вымотавшей до предела работы в аэропорту Шарль де Голль. Тогда думалось, что Провозвестники утихнут надолго. После такого удара они не должны были скоро оправиться.

Должны – не должны, психам законы не писаны. Психи в своем ритме живут, еще и нормальных заставляют под себя подстраиваться.

Мир сходит с ума – постепенно, но процесс идет, неспешный и неотвратимый.

Дерьмо!

... Группа из четырех человек за очередным поворотом. Этих нужно брать тихо. А вот дальше можно будет не стесняться.

Третья группа из пяти. Загадывать рано, но, кажется, он успевает...

* * *

Этого храмовника в «Звездеце»... то есть в «Звездне», конечно, но непристойное название, прижившись в незапамятные времена, само выворачивалось, что на языке, что в мысли... одним словом, не видал Милрад раньше этого храмовника.

«Не иначе издалека пожаловали, может, из самой Добы», – размышлял он, и сам, не доверяя служанкам, поспешил из кухни к отдельно стоящему столу, за которым пировали двое путешественников и певец, как бишь его... не важно. Не он платит.

В том, что двое мальчишек были путешественниками, Милрад не сомневался. Такую парочку, обитай она в городе, приметил бы давно. Один – очень высокий, с волосами цвета светлого золота храмовник в орденских одеждах. Другой – жгучий красавец, чернявый, что твоя головешка, нарядившийся в вызывающие, черно-багровые тона, которые, надо отдать парню должное, были ему очень к лицу. Ну и музыкантик в обычной своей радужной рубахе и ярко-зеленых штанах.

Милрад предположил поначалу, что чернявый красавец – отпрыск какого-нибудь богатого, а может, и знатного рода, заявившийся в стольный город Шопрон поглазеть на людей и показать себя. А храмовник, известное дело, в сопровождающих. Они, храмовники-то, работой не брезгуют. Абы кого охранять, конечно, не возьмутся: не хайдуки все-таки, рыцари благородные, но если какого достойного господина или вот сопляка богатого, которому блажь стукнула без свиты в поход отправиться, так это пожалуйста.

С храмовниками, ясное дело, куда угодно без опаски можно. Они ведь любую нечисть одной только молитвой... а если уж совсем туго, то и промеж ушей приложат. У этого вон топор какой, всем топорам топор.

Хорошо богатому: захотел – поехал. А тут сиди жди, пока из Средеца караван с вином прибудет. Караваны, они в свой срок ходят, и хоть озолоти купец рыцарей, те до времени с места не двинутся.

Хотя деньги примут с благодарностью.

А может, чернявый от пятой жены десятый сын? Тогда ясно, почему без свиты. Дома ему искать нечего, если и перепадет от наследства кусочек, так когда еще, а жизнь-то проходит. Вот и приехал в столицу. Мечтает конечно же не о гвардейских рядах Недремлющих – куда ему, недомерку? – но в дозволенные маги или, в крайнем случае, в чиновники метит наверняка. И чтоб выслужиться перед герцогом, удачно жениться... Хотя в его-то годы... Нет, мечтает он не выслужиться, а подвиг совершить, и лучше не один. А еще о любви, чтобы как в сказках

Хе-хе, а у герцога дочка подрастает.

Вообще говоря, Милрад Брюхотряс, потомственный хозяин «Звездня», повидал в своем трактире всяких и давно уже не удивлялся ни богатым постояльцам, ни даже знатным – всякие захаживают, знаете ли. Да. Просто парочка и менестрель не в счет, – войдя в зал, без раздумий направилась к столу, за который без разрешения Милрада не садились даже храмовники. Над столом этим, с виду ничем не примечательным, дабы не возникало у людей несведущих желания отнестись к нему без должного почтения, висела резная табличка с четкой и разборчивой надписью. И рыцарь, увидав ее, легонько тронул чернявого красавчика за плечо. Молча. Так же молча указал на надпись.

Чернявый прочел. Что-то сказал негромко, и заржали оба так, что на них стали оборачиваться, это при том, что в «Звездне» вечерами шум стоит изрядный.

Вот тут-то Милрад гостями и заинтересовался. Потому как обиделся. Не всякий трактир может похвастаться тем, что Миротворец со своим названым братом-ангелом предпочитали его всем другим в столице. Да и в дальних землях не было ничего подобного. Милрад знал это от отца, а тот – от деда. «Звездень» – единственный.

Очень хотелось поговорить с менестрелем – уж этот-то рассказал бы, что за нахалы пожаловали в стольный Шопрон. Но Брюхотряс никак не мог вспомнить имени музыканта, а окликать его простым «эй ты!» не годилось. Не абы какой певун подзаборный: он, если слухам верить, для самого герцога петь мог бы, с господского стола кормиться и бед не знать.

Слухам Брюхотряс верил. Не всем, конечно, правдивым только, но уж отличать их от брехни давно умел безошибочно.

И с чего бы этому... как же его звать-то, а? С чего бы ему сейчас при двух пацанах сшиваться? Да еще без гитары. Когда это было, чтоб этот и без инструмента? Народу-то в зал понабилось – сесть некуда, стоят, стены плечами отирают, ждут, чем их музыкант сегодня потешит. А он знай сказки сказывает, о песнях и не вспоминает. Спрашивают – смеется только: голос, мол, сорвал, палец вывихнул, живот крутит. Не до песен.

Тут было над чем подумать. Но пока что на размышления времени не находилось.

Трое служанок и забредшая на огонек шлюшка Любава, позабыв про дела, окружили троих гостей. Смеялись заливисто, ели, пили и закусывали, радуясь нежданной щедрости.

– А я слышала, из храмовника даже под пыткой монетки не выдавишь, – мурлыкнула Любава, заглядывая в ярко-синие глаза рыцаря.

– Под пыткой не выдавишь, – кивнул тот, подливая ей в кубок сладкого вина, – хотя смотря как пытать.

– Я попробую... – чуть охрипшим голосом проворковала шлюха.

– Позже, – согласился синеглазый.

Уже стемнело за окнами и закоптили подвешенные на цепях масляные светильники, когда храмовник подозвал Милрада к столу.

– Сколько? – спросил коротко.