Книга Тито и товарищи - Йоже Пирьевец

После оглашения приговора Броз провел в загребской тюрьме еще несколько дней. Товарищи пытались его освободить и с помощью сочувствующего коммунистам охранника тайком передали ему в камеру напильник, спрятанный в буханке хлеба. Броз перепилил им пять из шести железных прутьев решетки на окнах своей камеры, и никто этого не заметил. Когда он собирался перепилить последний, его перевели в другую камеру и вскоре отправили в Лепоглаву в Хорватском Загорье, которая с 1854 г. являлась крупнейшей тюрьмой бановины. Охранник, который пытался помочь Брозу, попал под подозрение властей и при содействии Коммунистической партии сбежал в Советский Союз. Через несколько лет его обвинили в том, что он является агентом югославской полиции, и приговорили к смертной казни[71]. Вскоре Броз стал уважаемым человеком среди коммунистов, вместе с которыми он отбывал заключение в Лепоглаве, Мариборе (здешняя тюрьма имела репутацию «самой жестокой тюрьмы Александра») и Огулине. Уважение он заслужил в первую очередь благодаря своему корректному поведению и усердию в изучении марксизма-ленинизма, чему тюремный режим не смог или не сумел воспрепятствовать. Устраивая голодовки, заключенные добились, чтобы их поместили в общие камеры, что дало им возможность «превратить тюрьму в школу». Необходимую литературу им передавали тайно, и помощь в этом оказывали даже обычные уголовники. Так в тюремных заключениях формировалось новое поколение руководителей – Йосип Броз, Моше Пияде, Андрия Хебранг, Александр Ранкович, Милован Джилас. Все они интенсивно занимались изучением теории марксизма и военной тактики, необходимой для проведения будущей революции[72]. В годы заключения, о которых он вспоминал с шутливой непринужденностью[73], Броз стал профессиональным революционером, что верно отметили еще в мариборской тюрьме: в его личном деле в строке «профессия» записали: «преступная: коммунист»[74].

Несмотря на тяготы заключения, тюрьма, вероятно, спасла Брозу жизнь. Уже через несколько недель после вынесения ему приговора, 6 января 1929 г., король Александр распустил парламент, отменил Видовданскую конституцию и ввел в стране диктатуру. Правительство возглавил один из его самых зловещих приспешников, генерал Петар Живкович. Король и его первый министр считали, что Королевством СХС, переименованным в Югославию, можно править только твердой рукой, и претворяли это убеждение в жизнь. Была запрещена деятельность всех партий и объявлена бескомпромиссная борьба против всех оппозиционных сил: как косовских албанцев, так и македонских сепаратистов, хорватских националистов – и умеренных, и крайних (усташей) – и коммунистов. С 1929 по 1931 г. в тюрьмы попало около 10 тыс. представителей левых партий и других оппозиционеров. Как минимум сто самых преданных и боевых членов КПЮ замучили до смерти только в белградской «Главняче», а ведь тюрьмы были забиты «политическими» и в Лепоглаве, Митровице, Мариборе, Зенице, Нише, Пожаревце и Скопье: всего 1200 человек, среди них – почти тысяча коммунистов, осужденных на заключение сроком от одного года до 15 лет[75]. Те, кто не умер во время допросов или не был застрелен при «попытке к бегству», могли считаться счастливчиками, поскольку за решеткой они хотя бы сохранили жизнь.

По окончании срока в марте 1934 г. 42-летний Йосип Броз, в соответствии с требованиями закона к отбывшим наказание заключенным, вернулся в родной Кумровец, но вскоре снова занялся нелегальной политической деятельностью в Белграде и Беловаре. Уже в июле он по заданию партии эмигрировал в Австрию, чтобы попытаться нормализовать отношения между руководителями хорватских коммунистов и центральным комитетом КПЮ, который из-за полицейских репрессий короля Александра I с 1929 г. работал в эмиграции в Вене. Там местные коммунисты в начале 1930-х гг. еще имели возможность помогать югославским товарищам[76]. С альпинистским снаряжением и с удостоверением хорватского общества альпинистов Броз нелегально перешел границу у Тржича. В Каринтии он сразу попал в трудное положение, поскольку именно в те дни произошел нацистский путч с целью свержения клерикального правительства канцлера Энгельберта Дольфуса[77]. Когда он всё же добрался поездом до Вены, жившие там «товарищи» накинулись на него, «как пчелы на мед», стремясь получить сведения о положении на родине и в партийных организациях. Он встретился с ними в кафе и при виде «полудюжины мужиков с бегающими глазами» внутренне ужаснулся. Броз говорил спокойно, просто и четко. Рассказал им, что ни один искренний коммунист в Югославии из всех, кого он встречал в тюрьме или на воле, не доверяет ЦК КПЮ. «Горкич – генеральный секретарь партии – подкручивал рыжие усы. Они ему не шли, подчеркивали его бледность». Он перебил Броза, грубо выругавшись[78].

Несмотря на неприязненный прием, венские «товарищи» 1 августа 1934 г. кооптировали Броза в политбюро, а на IV Общеюгославской конференции КПЮ, состоявшейся в конце декабря в Любляне, он был избран в центральный комитет, хотя обратная последовательность была бы логичнее [79]. В члены ЦК его выдвинул молодой хорватский коммунист Иван Краячич – Стево, член загребского городского комитета, с которым Броз всю жизнь поддерживал близкие контакты[80]. В то время КПЮ возглавлял Йосип Чижинский, более известный под псевдонимом Милан Горкич – Зоммер. Он был чешско-польского происхождения, но родился в Боснии. Югославские реалии он знал неважно, так как в 1922 г., в возрасте 19 лет, уехал в Москву, где работал в разных учреждениях Коминтерна. У него были тесные связи с тайной полицией и «высшими кругами», недоступными простым смертным. Он женился на девушке из этих привилегированных слоев, являвшейся директором знаменитого московского Парка культуры. Естественно, он стал самовлюбленным бюрократом высшего ранга, и в 1932 г. его назначили генеральным секретарем КПЮ. Он оказался во главе партии, в которой было всего около 3 тыс. членов, и большинство из них находились в тюремном заключении или жили в эмиграции. Среди них было немало провокаторов, предателей и агентов полиции. Партийная верхушка превратилась в настоящее змеиное гнездо, где все подозревали всех и доносили друг на друга в Коминтерн, зная, что в Москве найдутся любознательные слушатели. Не случайно в Коминтерне ходил анекдот, что два югослава представляют три фракции, которые настолько враждуют и грызутся между собой, что забывают о классовом враге[81].